О сектантском течении внутри Православной Церкви. Схиигумен Авраам (Рейдман)

Нельзя не сказать несколько слов и об игумене Аврааме (Рейдмане), судя по словам самой Л. Миллер духовно близком ей и ее делу разоблачения «темных сил». Именно он организовал встречу ее с «монашествующими и мiрянами» в Ново-Тихвинском женском монастыре в Екатеринбурге. Он же был инициатором издания той пресловутой брошюрки с претенциозным названием «Я написала правду…».

Но кто же сам этот игумен /анитраспутинец/? Имя его в печати едва ли не впервые всплыло в 1999 г. в связи с организованным им и благочинным приходов Екатеринбургской епархии, находящихся в местах лишения свободы о. Фомой Абелем скандала вокруг епископа Екатеринбургского и Верхотурского Никона. И хотя Синодальная Комиссия «не нашла достаточных свидетельств, которые бы подтвердили то или иное обвинение против епископа Никона», затеянное «екатеринбургскими молодцами» дело завершилось переводом Владыки с кафедры в Псково-Печерский монастырь, как раньше бы выразились «под начал».

«…Отца Авраама, — писала газета «НГ-Религии», — обвиняют в излишней любви к дорогой церковной утвари, в том, что сам мужской монастырь Всемилостивого Спаса игумен основал при значительной финансовой поддержке уральский бизнесменов. По просьбе игумена Авраама изготовлялись культовые предметы из благородных металлов и драгоценных камней… [...] Оплата за культовые предметы шла в основном через пожертвования известных бизнесменов Вадима Чуркина и Игоря Алтушкина, являющихся членами совета директоров крупнейшего завода по производству чистой меди АО «Уралэлектромедь». Именно на этом предприятии в 1997 г. открыли участок по производству золота. Часть золотых слитков разрешено оставлять в распоряжении области. Именно в этом направлении делали попытки расследования правоохранительные органы. Но не выявили никаких нарушений. Что касается Игоря Алтушкина и Вадима Чуркина, то оба бизнесмена не однажды награждались Патриархом Алексием II за благие дела во имя процветания Церкви. Один из подарков — панагию, украшенную бриллиантами и изумрудами, изготовленную на Екатеринбургском ювелирном заводе, отец Авраам отвез в дар секретарю Иерусалимского Патриархата митрополиту Вострскому Тимофею, не получив на то благословения [правящего] архиерея»xiv.

Эти подарки (имеем в виду, прежде всего, географическое местоположение получателя) были, по всей вероятности, далеко не случайны. «Авраам (Рейдман), — говорится на одном из форумов интернета, — имел (имеет?) тесные контакты с корпорацией «Золотое кольцо Урала»: ювелирная промышленность, мастерские и т. п. Во время работы Синодальной Комиссии всплыли, но были «загашены» факты сбагривания церковных и ювелирных ценностей в Израиль»xv.

Отвечая на вопрос сотрудника «НГ-Религии» Максима Шевченко («В связи с этим скандалом упоминается связь местных епархиальных лиц, замешанных в скандале со структурами, которые занимаются добычей и обработкой золота и драгоценных камней. И подлинная подоплека конфликта некоторыми видится именно в том, что в епархии происходит своего рода раздел собственности в отношении предприятий, связанных с драгоценными камнями. Насколько это верно?»), глава Синодальной Комиссии митрополит Сергий (Фомин) не отрицал само существование проблемы, отказавшись лишь указать в лучших советских традициях («если кто-то кое-где у нас порой») конкретные лица: «Я не берусь утверждать, насколько это верно. Регион действительно очень сложный и политически, и экономически — скандалы в нем не переводятся. [...] Представители силовых структур информировали нас о том, что духовенство, к сожалению, вовлечено в какие-то криминальные истории, которые связаны и с драгоценными камнями, и с наркотиками [!!!] и со спиртным. Я хотел бы напомнить таким клирикам, что не все деньги хороши для Церкви»xvi.

Следует сказать и о некоторых особенностях духовности игумена Авраама, до пострига Петра Исааковича Рейдмана, по свидетельству материалов сайта Екатеринбургской епархиальной «Православной газеты», «одесского еврея по происхождению. Когда-то он занимался духовной деятельностью в Тобольске, но был изгнан оттуда за аморальное поведение, то есть за пьянство и прелюбодеяние. Некоторые православные священники до сих пор в недоумении, каким образом такой человек мог стать духовным лицом. После изгнания из Тобольска игумен Авраам приезжает в Екатеринбург, захватив с собой ряд тобольских монахов»xvii.

«…Отец Авраам, — подчеркивал председатель Синодальной Комиссии митрополит Сергий (Фомин), — отрицает святость некоторых святых. Это немыслимо для монаха! Стало известно, что отец Авраам применяет физическую силу при исповеди, избивает не только монахов, но и прихожан, бьет их по щекам, по голове. Характерна и закрытость его бесед в монастыре, куда не допускаются «непосвященные». Есть серьезные свидетельства людей, изгнанных с этих собраний, на которых были антииерархические выступления»xviii. На одном из таких «сокровенных» сборищ и «сподобилась» вещать о Григории Распутине Л. П. Миллер.

«Священный Синод, — совершенно определенно заявил митр. Сергий, — принял решение, что такой человек не может возглавлять монастырь…»xix Узнав о деяниях сего игумена, молодые священники Екатеринбургской епархии «написали письмо Святейшему с просьбой лишить сана отца Авраама за ложь»xx. Но с о. Авраама как с гуся вода. Он и сан сохранил и духовником Екатеринбургского женского Ново-Тихвинского монастыря остался. Более того, по свидетельству очевидцев, «всерьез считал себя благодатным старцем и требовал себе безусловного подчинения для «образования нового человека»»xxi.

И вот результат: в июле 2004 г. по инициативе архиепископа Екатеринбургского Викентия в епархиальной дисциплинарной комиссии прошли слушания, ответчиками на которых выступали игумен Авраам (Петр Исаакович Рейдман) и игумения Ново-Тихвинского монастыря Любовь (Алла Геннадьевна Нестеренко). Их обвинили в потере «контроля над своими страстями», ложном понимании христианского всепрощения, насилия над личностью и «антиобщественных и антигосударственных претензиях». «Индустрия подавления личности и использование имиджа Русской Православной Церкви в противоправной деятельности, — говорилось в документе обвиняющей стороны, — ставит так называемую «религиозную общину» Рейдмана-Нестеренко в разряд секты, особенно опасной именно тем, что ее легализация в какой-то мере прошла успешно в постсоветском общественно-политическом пространстве»xxii. Примечателен подзаголовок публикации, из которой почерпнут цитируемый материал: «Жидовствующий игумен устроил в православном монастыре тоталитарную секту».

Это последнее обстоятельство, памятуя активную роль о. Авраама в распространении клеветнических измышлений Миллер о хлыстовстве Распутина, к вопросу о горящей на воре шапке…

Схиархимандрит Авраам (Рейдман)

Выступление схиархимандрита Авраама (Рейдмана), духовника Александро-Невского Ново-Тихвинского женского монастыря и Свято-Косьминской мужской пустыни на Международной монашеской конференции «Святоотеческое наследие в свете афонских традиций: духовное руководство». Екатеринбург, 27–29 мая 2016 года

Ваши Высокопреосвященства, Ваши Высокопреподобия, дорогие отцы и братья, позвольте предложить вашему вниманию свое скромное рассуждение на тему двух притч Господа нашего Иисуса Христа. В предыдущем слове Его Высокопреосвященство митрополит Афанасий приводил слова апостола Павла: «Всегда радуйтесь, непрестанно молитесь, за все благодарите». Владыка говорил, что каждый из нас должен всегда пребывать с Господом. А самым простым, самым прямым путем к этому является непрестанная молитва. Вот о ней я и хочу, опираясь на Евангелие, сказать несколько слов.

Господь сказал притчу о том, что должно всегда молиться и не унывать (Лк. 18:1–8). Уже в первых словах содержится самая главная мысль, которая будет раскрываться на протяжении всей притчи, причем доказательством служит апелляция к здравому смыслу. Для притч Спасителя это обычно. Итак, мы должны всегда молиться и не унывать. Зачем всегда молиться? Чтобы всегда пребывать с Господом, постоянно получать помощь Божию. А не унывать – значит не оставлять молитву из-за того, что по видимости мы не получаем просимое.

В одном городе был судья, который Бога не боялся и людей не стыдился. Мы нередко воспринимаем Бога совершенно безразличным к нашим нуждам, считаем Его жестоким судьей, совершенно ничего не стыдящимся и не боящимся. Конечно, Господь на самом деле не таков. Но часто именно так люди относятся ко Христу, переживая какие-либо духовные брани, и именно с таким расположением обращаются к Нему. В том же городе была одна вдова, и она, приходя к судье, говорила: «Защити меня от соперника моего». Вдова – это символ души человека. Как вдова – существо беззащитное, так и душа сама по себе, без помощи Божией, слаба и немощна. Защити меня от соперника моего. Кто этот соперник? Можно дать два ответа: это либо диавол, либо грех. Поскольку святые отцы говорят, что страсти суть демоны, противоречия между этими двумя толкованиями нет.

Но он долгое время не хотел, а после сказал сам в себе: «Хотя я и Бога не боюсь и людей не стыжусь… Под судьей приточно мы понимаем Бога, а Он, конечно же, Самого Себя бояться не может. И людей не стыдится Господь, потому что совершает наше спасение так, как считает нужным, невзирая на человеческое мнение. …но так как эта вдова не дает мне покоя, защищу ее, чтобы она не приходила больше докучать мне ». Так поступает неправедный судья. Тем более Господь милосердный подаст нам помощь, как и говорится дальше в притче: И сказал Господь: «Слышите, что говорит судья неправедный? Бог ли не защитит избранных Своих, вопиющих к Нему день и ночь…»

Мы считаем, что Бог медлит помочь, но на самом деле так проявляется Его долготерпение: Он хочет закалить нас в борьбе, научить молитве. В конце концов, человек получает помощь, защиту от нападения диавола. Но Сын Человеческий, придя, найдет ли веру на земле? Найдутся ли ко времени Второго Пришествия люди, верующие, что Господь им обязательно поможет, невзирая на их немощи, страсти, положение в Церкви? Монах ты или мирянин – не имеет значения, главное – иметь веру, не просто, как говорят некоторые богословы, догматическую, а веру живую, сердечную.

Сказал [Господь] также к некоторым, которые уверены были о себе, что они праведны, и уничижали других, следующую притчу (Лк. 18:9–14). Здесь снова в самом начале приоткрывается смысл притчи. Кому она адресована? Тем, кто уверен в себе и уничижает прочих. Значит, в молитве, как и в любом деле, необходимо избегать мнения, будто ты праведный человек, а другие ниже тебя, и их можно унижать. Два человека вошли в храм помолиться: один фарисей, а другой мытарь. Господь Иисус Христос оставил нам молитву «Отче наш». Она – образец того, как нам нужно обращаться к Богу. Но Господь показал нам и то, какая молитва является неправильной. Не обязательно молиться теми самыми словами, какие произносил фарисей: мы можем читать «Отче наш», какой-нибудь канон или даже Иисусову молитву, но при этом иметь мысли фарисея. От этой ошибки и хочет уберечь нас Спаситель.

Два человека вошли в храм помолиться: один фарисей, а другой мытарь. Фарисей, став, молился сам в себе так: «Боже! благодарю Тебя, что я не таков, как прочие люди: грабители, обидчики, прелюбодеи, или как этот мытарь. Пощусь два раза в неделю, даю десятую часть из всего, что приобретаю» . Вот молитва такая, какой она не должна быть: в ней есть презрение к людям. Мы должны остерегаться этого. Конечно, прощения грехов мы при такой молитве не получим, хотя бы по той причине, что грешниками себя не считаем и о прощении не просим, а желаем только каким-то образом выделиться среди людей своей мнимой праведностью. По-настоящему же, в христианском смысле праведный человек видит, прежде всего, свои страсти, как сказали некоторые древние отцы: «Начало душевного здравия – это видеть грехи свои, подобные песку морскому». Мытарь же, стоя вдали, не смел даже поднять глаз на небо, но, ударяя себя в грудь, говорил: «Боже, будь милостив ко мне, грешнику». Вот эта молитва правильная: покаяние должно присутствовать всегда, даже благодарение надо совмещать с сознанием того, что ты грешник. Сказываю вам, что сей пошел в дом свой оправданным более, нежели тот, ибо всякий возвышающий сам себя унижен будет, а унижающий себя возвысится. Тот, кто почитает себя грешником и просит о прощении грехов, действительно уходит помилованным, а того, кто сам себя оправдывает, Господь смиряет и удаляет от Себя. Смиряющий же себя вознесется.

Покаяние – это способ достичь смирения. Если к этим притчам мы присоединим еще изречение Спасителя из Его прощальной беседы с учениками: И если чего попросите у Отца во имя Мое, то сделаю, да прославится Отец в Сыне (Ин. 14:13), то получим учение о непрестанной Иисусовой молитве. Эта заповедь – Евангельская, и мы должны понимать, что Иисусова молитва – это дело не только одних монахов. Ею должны заниматься все. Святой блаженный Симеон Солунский говорит, что все христиане (любых сословий, любого возраста, даже дети!) должны призывать имя Христово, стараться делать это и в течение дня, и хотя бы час времени уделять специально этому деланию. В заключение хочу рассказать случай из своего священнического опыта. Как- то Промысл Божий свел меня с одной женщиной. Она была очень простой, до пенсии работала шахтером. Жила обычной жизнью: замужем, не одинокая. И она имела дар непрестанной молитвы. Не знаю, кто ее научил молиться, но Господь так устроил, что в сердце ее постоянно совершалась Иисусова молитва. Она не прекращалась и в церкви, и даже мешала ей читать обычное утреннее и вечернее правило, потому что как бы вытесняла всё другое из ума и сердца. Подобное состояние описано в книге «Откровенные рассказы странника». Видите, Бог нелицеприятен. Чистая совесть, а не тот или иной образ жизни – монашеский или мирской – дает человеку благодать Божию.

У апостола Павла есть такие слова: «Брак честен, ложе непорочно» (Евр. 13:4). Миряне не должны говорить: «Молитва – это удел только монахов, а мы будем лишь в случае нужды просить их молитвенной помощи». Конечно, каждый из нас должен сам обращаться к Богу, в особенности хранить Иисусову молитву, которая, по словам свт. Игнатия Брянчанинова, есть школа молитвы. Кто научится внимательно призывать имя Христово, тот будет без рассеянности читать каноны, сможет благоговейно присутствовать за богослужениями и сохранит тот вожделенный благодатный мир, который дарует нам Христос. Даже Причащение Святых Христовых Таин будет сознательнее восприниматься человеком, когда он преуспеет в молитве. Христианин тогда как бы некими руками прикоснется к великой Тайне. А если руки его больны, немощны, как он сможет сделать это?

Есть такие слова в Божественной литургии, в Херувимской песни: «Яко да Царя всех подымем». В этот момент службы священнослужители переносят с жертвенника на престол еще не сами Святые Дары, еще не «Царя всех», а только образ – хлеб и вино. Что же тогда значит эта строчка из молитвы? Здесь говорится о самом Причащении. В древности все люди (сейчас так причащаются только священники в алтаре) брали в свои руки Тело и Кровь Христовы и поднимали их. Но и сейчас любой человек, соединяясь со Христом в Евхаристии, поднимает Его духовными руками – своей верой и молитвой. И если мы будем хранить эти добродетели, то тогда сподобимся по- настоящему вкусить благодать Божию, дарованную нам в Церкви через таинства Крещения, Миропомазания, Покаяния, Причащения Святых Христовых Таин.

Вопрос к схиархимандриту Аврааму: Когда я читаю акафисты или трехканонник, мне даже плакать хочется, такое сокрушение. А если молюсь Иисусовой молитвой, то ничего не чувствую, много нехороших мыслей. Это значит, что мне лучше Иисусовой молитвой не молиться или я что-то не так делаю?

Ответ: Конечно, богослужебные тексты (как те, которые можно читать дома, так и те, которые мы слушаем в храме) наполнены глубочайшим смыслом. И мы, раскрывая для себя смысл священных гимнов, вникая в него, усваиваем себе мысли святых отцов, и наша душа умиляется. А содержание молитвы Иисусовой чрезвычайно сжато и просто: исповедание Господа Иисуса Христа Сыном Божиим и покаяние. Молитва Иисусова – это чистая молитва, в ней элемент познавательный сведен до минимума, она – прекраснейшее средство, чтобы следить за своим вниманием. Читая, например, каноны, мы не замечаем разных помыслов: то какая-то мысль посторонняя пришла, то ум снова вернулся к смыслу читаемого. Мы не видим, что с нами происходит. А когда творим Иисусову молитву, тогда на фоне этого, так сказать, однообразия проявляется всё, что в нас на самом деле живет. По изречению древних монахов, именно эта молитва является зеркалом человека. В ней мы видим себя такими, какие мы есть. Потому и кажется сначала, что трудно просто призывать имя Христово. Но если мы не умеем этого делать, то должны признаться себе, что всегда молимся недостаточно внимательно.

Но хочу сделать оговорку. Не нужно думать, что те, кто не творит Иисусовой молитвы, это люди пропащие, погибшие. Конечно, человек может молиться по- разному и сама Церковь предлагает большое разнообразие молитвенных средств. Иисусова молитва является из них только наиболее сильным, но не единственным. Были подвижники, которые непрестанно читали, например, Псалтирь. А другие совершали огромное правило: вычитывали все церковное чинопоследование, а затем еще какие-нибудь молитвы в своей келье. Безусловно, это тоже было молитвой. Мы говорим не о том, что надо отказаться от всего богатства гимнотворчества, я только хочу показать короткий путь, который в особенности удобен для людей, занимающихся разными делами. Не всегда есть возможность читать Библию или каноны, а краткую молитву Иисусову мы можем всегда иметь с собой. С одной стороны, не стоит смущаться, что при канонах мы чувствуем умиление, а при чтении Иисусовой молитвы – нет. С другой стороны, нужно понимать, что виновата здесь не сама молитва, а наша неопытность.

Вопрос: Обязательно ли молиться Иисусовой молитвой? Можно ли вместо нее мысленно читать псалмы, «Отче наш» или «Богородице Дево, радуйся»?

Ответ: Наверное, многие из вас читали жизнеописание подвижника благочестия, причисленного к лику святых Украинской Православной Церковью, – свт. Зиновия (Мажуги), в схиме Серафима. Он учил своих духовных чад, что кроме Иисусовой молитвы надо много раз в течение дня повторять «Богородице Дево». Вот устанешь творить Иисусову молитву (а он, как глинский монах, считал само собой разумеющимся, что нужно непрестанно творить молитву Иисусову) – обращайся к Божией Матери. Свт. Зиновий рассказывал об одном исповеднике веры, которого на допросах жестоко пытали и били, а он постоянно читал про себя «Богородице Дево». Боль чувствовалась, но как бы приглушенно, а потом он терял сознание, и с ним уже ничего не могли сделать. Такие пытки продолжались около месяца, но из него не смогли вытянуть никакого «признания» или склонить его к предательству, благодаря тому, что он молился Богородице.

Но это не исключает Иисусовой молитвы. Можно читать наизусть и псалмы. Некоторые древние подвижники произносили непрестанно «Отче наш». Но, повторяю, Иисусова молитва своей краткостью и четкостью смысла, заключенного в ней, – исповеданием Господа Иисуса Христа и покаянием – наиболее удобна, наилучшим образом сосредотачивает наш ум. Некоторые святые отцы говорят, что в Иисусовой молитве заключены сразу два Завета – Новый и Ветхий. «Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий» – это Новый Завет, а «помилуй мя», как начало 50-го псалма, сочиненного богодухновенным пророком Давидом, – это Ветхий Завет. Видите: самое главное взято из Нового и из Ветхого Заветов. И зачем нам пренебрегать этой молитвой, ведь она не мешает нам совершать прочие молитвы, только помогает. Мы обязательно получим пользу от нее, если будем, сколько можем, стараться.

Единственная оговорка. Миряне или новоначальные монахи, как говорит свт. Игнатий, не должны заниматься сведением ума в сердце. Это опасно. А творить Иисусову молитву устно или в уме, понуждая себя к вниманию и покаянию, ничего не ожидая, кроме прощения грехов, вовсе не вредно. Такая молитва не приведет ни к какой прелести, ни к какому заблуждению, а, наоборот, сделает нас, как людей кающихся, неподверженными гордости, самомнению, которые и есть причина прелести.

Вопрос: Пытаюсь думать о смерти во время молитвы. Что посоветуете делать, если от этого начинаю унывать?

Ответ: Дело в том, что надо различать, как отмечает схиархимандрит Софроний (Сахаров), две вещи – память смертную и страх смерти. Есть животный страх смерти. И сам старец Софроний его испытывал, когда у него сильно болело сердце. А есть память смертная, которая, по словам свт. Игнатия (Брянчанинова), сама собой приходит от усиленного упражнения в Иисусовой молитве. И вот такая память о вечности, как говорит об этом старец Софроний (Сахаров), не может привести человека в уныние, а, наоборот, воодушевляет его, окрыляет, делает усердным молитвенником. Лучше не сочинять что-то самому и не пугать самого себя, а ждать, когда эта добродетель сама появится от внимательной молитвы.

Кроме того, безопасным средством размышления о духовных предметах является чтение святых отцов, пишущих о памяти смертной, например, свт. Игнатия или свт. Тихона Задонского. Мы, будучи немощными, не можем думать о себе, как преподобный Антоний Великий: «Все спасутся, один я погибну», или как преподобный Пимен Великий, говоривший своим ученикам: «Поверьте, мои чада, где диавол, там и я буду», или как современный подвижник, преподобный Силуан Афонский: «Когда я умру, то сойду во ад». Когда мы берем на себя такой непосильный груз, то, естественно, начинаем унывать и спотыкаться. Тогда память смертная превращается для нас в страх смерти. Придет, может, время, и мы начнем испытывать что-то подобное тому, о чем говорят святые отцы. Но всякий подвиг, в том числе и смирение, должен быть соразмерен нашему духовному развитию, поэтому лучше предоставить памяти смертной постепенно развиваться в нас от внимательной молитвы Иисусовой.

Вопрос: Всегда ли помогает молитва Иисусова при нападении той или иной страсти? Иногда кажется, что надо что-то еще предпринять, какой-то дополнительный подвиг, одной молитвы недостаточно.

Ответ: Конечно, если человек крепок физически и у него, допустим, блудная брань, то он должен смирять себя разумным постом, может быть, совершать еще какие-то телесные подвиги – делать больше поклонов, ограничивать себя во сне и так далее. Или, например, молиться тем святым, которые укрепляют в этой брани (преподобному Моисею Угрину или другим подвижникам). Иногда бывает, что мы как будто теряем дерзновение ко Господу. Тогда, как многие знают это по опыту, помогает обращение к Божией Матери. Всё это не мешает Иисусовой молитве, а, напротив, содействует ей. Мы не должны сами себя загонять в какие-то рамки, заострять свое внимание на чем-то одном и отрицать все остальное. Всему свое место, как говорит Екклесиаст. Место молению именем Иисусовым, место и другим молитвословиям, место размышлениям о смерти (в свое время), место и разумному смирению, постепенно в нас развивающемуся. Поэтому что-то дополнительное во время брани предпринимать можно, но при этом понимать, что Иисусова молитва, по словам преподобного Иоанна Лествичника, есть оружие, которого крепче нет ни на небе, ни на земле.

Вопрос: Каково значение внутренней молитвы?

Ответ: Внутренняя молитва имеет огромное значение в духовной жизни человека, в особенности, конечно, монашествующего. Но, как в том примере, который я вам привел, она может быть дарована и мирянину, в том числе живущемув браке. Не всегда внутренняя молитва – это молитва Иисусова. Древние египетские подвижники пользовались другими краткими изречениями, иногда читали псалмы, так же делали наши Киево-Печерские монахи – но всё это было внутренней молитвой. Преподобный Серафим Саровский говорил: «Монахи, которые занимаются только внешней молитвой, а о внутренней нерадят, это не монахи, а черные головешки». Они только имеют вид иноков (носят черное), а на самом деле – потухший уголь, в них нет огня. Поэтому внутренняя молитва имеет громадное значение в духовной жизни человека. Более того, осмелюсь сказать, что такие великие добродетели, как послушание, мы не состоянии совершить своими силами и, только молясь Господу, получая от Него помощь, можем совершенно отречься от своей воли.

А бывает и так. Иногда мы можем не иметь послушания по одной простой причине: рядом с нами нет руководителя. Просто мы разлучились на некоторое время, допустим, несколько месяцев я не вижу своего духовника, и нет возможности высказать ему свои помыслы, получить назидание. А Иисусова молитва со мной. Я могу быть в дороге, в самых тяжелых жизненных ситуациях, но с Иисусовой молитвой я не разлучаюсь. Если я буду усердно пребывать в ней при всех самых неудобных обстоятельствах, то и Господь будет пребывать со мною и всегда будет мне помогать.

Вопрос: А каковы признаки внутренней молитвы?

Ответ: Вопрос задали наши гости из Греции, которых я, наверное, не имею права учить, но раз они спросили, то из послушания скажу свое мнение. Признаками внутренней молитвы являются, конечно же, добродетели. Что первое? Тишина, мир, радость, снисхождение к другим, укорение себя. Притом укорение себя не гласное, не перед другими людьми, а тайное. Иногда мы вслух говорим: «Мы грешники», а если нам кто-то ответит: «Да, вы грешники», мы начнем возмущаться. Получается, что мы не для того говорили, чтобы нас обличали, а чтобы все увидели, какие мы смиренные. Так что признак внутренней молитвы – это исполнение евангельских заповедей. И сама Иисусова молитва – тоже евангельская заповедь.

Есть один признак внутренней молитвы, который должен быть у всех – и у новоначальных, и у совершенных. Если мы чувствуем, что в душе водворяется мир, значит наша молитва настоящая, подлинная, внутренняя. Есть, конечно, и другие признаки, со стороны невидимые. Например, человек испытывает такое упоение, что даже члены его тела слабеют, как рассказывал о себе святитель Игнатий. Но это, конечно, уже высокое преуспеяние в молитве. Такой человек может восхищаться умом к Богу и даже созерцать Христа, Который является ему ради его усердной молитвы. Так было у старца Силуана Афонского, когда он вместо иконы Спасителя вдруг увидел живого Господа Иисуса. Или, например, преподобный Серафим Саровский, еще иеродиаконом, созерцал стоящего на воздухе и благословляющего его Христа, отчего он пришел в такое состояние, что не мог дальше продолжать службу. Его завели в алтарь, и он несколько часов стоял там неподвижно, постоянно меняясь в лице. Это всё плоды Иисусовой молитвы. Но, конечно, едва ли немногие монахи достигают такого состояния, а тем более чего ожидать мирянам? Зачем им совершать Иисусову молитву? Для мирян это также необходимо, потому что все мы должны пребывать в единении с Господом. Мы должны брать благословение у Него и на простые, житейские дела, и, в особенности, на совершение нашего христианского подвига – исполнение заповедей. Если помощи Божией не будет, то едва ли мы справимся с собой. А молитва Иисусова, даже если мы нарушим заповедь (я имею в виду, конечно, не смертный грех), вновь водворит мир в нашей душе и позволит нам примириться с Господом через покаяние. Как говорит преподобный Иоанн Лествичник, – его речь обращена к монахам, но тем более это относится к мирянам, – «не для всех достижимо бесстрастие, но покаяние необходимо всем».

Уже готов обед обильный,
Придите ешьте плоть и кости,
Всю жизнь я ожидаю в гости

Откроется невидимое ныне,
И ангелы, и демоны очам,
Душа несома к небесам,
К Христу в немыслимой святыне.

А может быть, влекома вглубь земли
Сквозь тесные и мрачные проходы,
Чтобы бесчисленные годы
Огонь и совесть душу жгли.

Есть смерть. Из суетного мира
Смерть отворит в бессмертье дверь,
Коль веришь в смерть, в бессмертье верь
И пригласи червей для пира.

Уже готов обед обильный,
Придите ешьте плоть и кости,
Всю жизнь я ожидаю в гости
Вас, черви, во дворец могильный.

Как высоко над нами
Тела гниют в земле!
Под нашими гробами
В глубокой адской мгле
Мы поднимаем взоры,
Наш безнадёжный стон
Несётся сквозь просторы
Из тьмы со всех сторон.
Умру, закрою веки,
Беспечный сын людей,
И станет ад навеки
Реальностью моей.

Избери одиночество с плачем,
На счастливых людей не смотри,
Понимать своё счастье иначе
Избери.

Ты всего лишь ничтожный и грешный,
Чем ты выкупишь вечность души?
Всё ненужное, мнимое, внешнее
Остаётся в могильной тиши.

Куда бежать от суеты свирепой,
От дружбы горькой и нелепой?
Сегодня, знаю, в целом мире
Молиться негде и молчать.
Смогу ль во внутреннем эфире
Молчанья монастырь создать?

**
Повсюду унижение и зло,
И даже стены кельи искушают,
Но всё минёт, что ныне тяжело,
И мертвые об этом забывают.

Когда в геенне вкусишь иль в раю
Бессмертье, странное для слуха,
Ничтожную забудешь жизнь свою:
Все суета сует, томленье духа.

Я думаю не так, как поступаю,
Ничтожество своё желаю скрыть
И забываю то, что понимаю, -
Как правильно смиряться и любить.

«Любить» - кому понятно это слово? -
Осквернено безбожною толпой,
И за него я начинаю снова
Кровавую борьбу с самим собой.

Как тесен путь от мысли к сердцу!..
Будь свой судья и свой палач,
И в дверь любви войдёшь отверсту
Чрез сокрушение и плач.

Есть в микрокосмосе душевном
Движенье внутренних планет,
В душе, сокрытой телом бренным,
Таинственного солнца свет.

Суть мысли с чувствами - планеты,
И солнце истины - Христос,
И нет ни в ком другом ответа
На страшный вечности вопрос.

***
Я жажду жизни независимой
И тишины ненарушимой,
Но без смирения немыслимо
Найти покой душе томимой.

В затворе и в тайге дремучей,
В стране, свободной от чумы,
Невидимо ты будешь мучим
От принесённой в сердце тьмы.

В уничижении - свобода,
В душе, которая чиста,
Есть тишина иного рода
От ощущения Христа.

В смиренном сердце недомыслимо
Есть Иисус, безвидно зримый,
И в Нем ты будешь независимым
И в тишине ненарушимой.

Я вовсе не поэт и это точно знаю,
Но кровь по каплям в строки источаю
И собеседникам своим даю в стихах ответ,
Пусть я плохой поэт.

Возвышенные размышления о смерти
Нужней прекрасных и бесплодных слов
Для всех из жизни исходящих, как из снов,
Не только для меня, поверьте.

Прекрасной лжи накоплено так много,
Но забываю я условия игры
И жить учусь по-детски и убого
Для Царства Божьего, которое внутри.

В смешной теперь, но страшный ад
Сойдёт, червям оставив тело,
Душа, которая хотела
В ничто мгновение назад.

Ты не взойдёшь травою ввысь
И не сольёшься со вселенной -
Могильный червь и червь геенны
И плоть, и душу будут грызть.

И неужели разум твой,
Души возвышенное око,
Абсурдным мановеньем рока
Смесится с грязью гробовой?

Ты ввысь травою не взойдёшь
И не сольёшься со вселенной,
Но, разлучаясь с плотью тленной,
Бессмертья истину поймёшь.

***
Богословие - не занятие,
Богословие - добродетель,
Ибо только чрез плоти распятие
Обретается разум светел.

И единственной Церкви предание
Умудрись, богослов, доказать
Униженьем своим и страданием,
А иначе ты должен молчать.

***

Приближают нас к участи вечной,
И из жизни уйдём быстротечной,
И никто удержаться не мог.

Каждый шаг, каждый миг, каждый вдох
Неуклонное есть умиранье,
И бессмертия точное знанье
Иисус открывает как Бог
Каждый шаг, каждый миг, каждый вдох.

Есть Иисуса, Истины живой,
Духовными очами созерцанье,
Когда объемлет ужас неземной.

Ужели, Иисусе вездесущий,
В пылинке человеческой живёшь?
На Херувимах с бурею грядущий,
Ты пред умом смиренно предстаёшь.

Что есть начало подлинного знанья?
Не изученье святости чужой,
Не богословских книг запоминанье,
Но пребыванье в Истине живой.

***
Я не боюсь сказать, что гробовая тишина
Приятней мне, чем леса благозвучье,
Я вижу в ней свое благополучье -
Обогащает вечностью она.

Когда скрывает здешний мир ночная тьма,
Вещественное солнце исчезает с небосвода,
Является Христа надмирная природа
В молитве Иисусовой, в молчании ума.

***
Я не желаю больше знанья,
Верней того, что им зовётся, -
В гносеологию молчанья
Душа влечётся.

Я не желаю услаждаться
Своим особенным мышленьем,
Но быть простым и украшаться
Чужим презреньем.

***

Оставленные мною на земле,
Что вызовут? Быть может, лишь презренье,
Смешной рассказ потомков обо мне.

Мой лик, мой вид, моё изображенье,
Ничтожные греховные дела,
И лучше, чтоб глубокого забвенья
На них печать посмертная легла.

Мой лик, мой вид, моё изображенье…
О время, дай спокойно вникнуть в суть,
Замедли беспощадное движенье!
Уже за середину пройден путь.

***
Я жизнь хочу прожить напрасно,
Не сделав ровно ничего,
Бесславно, просто и прекрасно,
Отрёкшись в мире от всего.

Какое суеты значенье?
И только славы Божества
Начало в сердце и лишенье -
Причина слёз и торжества.

***
Что есть бездонность пространства
И безначальное время?
Фразы заумного чванства,
Только излишнее бремя.

***
Не верю в неделимые частицы,
Которые витают в пустоте,
Как будто мир в случайной красоте
Подобно вихрю пыльному клубится.

Остерегаюсь числами прельститься
И не стремлюсь ко мнимой простоте,
Чтоб цифрами представить на листе,
Чем каждое создание разнится.

Не знаю расстояния до солнца
И как лучи несутся сквозь простор,
Влетая в душу через глаз оконца.

Но этот освещённый солнцем взор
Одним существованием окончить
Способен со случайностию спор.

Мы привыкли к тому, что в городах немало улиц названо в честь стоявших там когда-то монастырей. Впрочем, и к монастырским стенам в центре столицы и других городах мы тоже привыкли. Но представить их действующими обителями, а не музеями — это уже непросто. Ведь монашество, казалось бы, несовместимо с автомобильным шумом и витринами бутиков. Тем не менее городские обители возрождаются. Для чего существует и чем живет современное городское монашество, рассказывает схиигумен Авраам (Рейдман) , духовник одной из крупнейших российских обителей — Ново-Тихвинского женского монастыря Екатеринбургской епархии.

Стереотипы мышления

Город принято считать средоточием всевозможных страстей и соблазнов, шумным местом, где невозможен размеренный ритм жизни. И кажется, что монаху, для которого главное — пост, молитва и размышления о Боге, нет места в мегаполисе. Однако это всего лишь стереотип. Ведь в наше время соблазны существуют везде: и при городском образе жизни, и при деревенском, просто в городе их чуть больше. Да и пытаться делить монашество на городское и сельское, по меньшей мере, несправедливо. Согласитесь, что и в деревне можно суетиться и отвлекаться на ненужные работы, — как можно вести сосредоточенный образ жизни и в столице. Издревле в крупных городах, где был не один монастырь, духовная жизнь процветала. Но и тогда, и теперь монашество в городе выполняет особую, миссионерскую задачу. И это не только проповедь христианства, окормление мирян, ищущих серьезной духовной жизни, — это в первую очередь образец христианской жизни посреди мирской суеты и городской спешки. «Всех люби, от всех беги» — гласит одна монашеская пословица. Потому монахи все-таки избегают мирского общения и стремятся к уединению. Но уединение — не всегда затворничество, а общение — не всегда непосредственный контакт. Совместное участие в богослужениях, создание благотворительных учреждений, миссионерских курсов и детских приютов (как в нашем монастыре), проведение благотворительных акций — это тоже общение и тоже наша работа.

Когда-то давно монастырь являлся интеллектуальным стержнем общества. Именно в стенах монастырей формировались многие общественно-политические идеи, создавалась литература, развивалось искусство. Сегодня монастыри не претендуют на такую роль. Однако в наших силах возродить церковную жизнь и церковное искусство во всем его великолепии. И надо признать, что сегодня легче и удобнее сделать это в большом городе. Не только потому, что город позволяет пользоваться благами технического прогресса, но и потому, что у нас часто возникает необходимость обращаться за помощью и консультацией к профессионалам. В нашей обители мы занимаемся возрождением иконописи, вышивания, церковного пения (знаменного и византийского); у нас есть греко-славянский кабинет. Сестры, несущие послушание в церковно-историческом кабинете, собирают документы для прославления святых Екатеринбургской епархии и составляют их жития. А вот в сельской местности, а особенно в нашей стране, где христианство и монашество только возрождаются, все это было бы гораздо более затруднительно.

Давать советы

И все же первостепенной задачей монастыря остается проповедь христианства. Правда, у многих тут же возникает вопрос: а может ли монах найти общий язык с современным мирянином, тем более горожанином? И как монах, давший обет безбрачия, сумеет помочь в решении семейных вопросов, если сам не знает, что такое семейная жизнь?

А если монах тоже горожанин и тоже недавно был мирянином? — возражаю я. Неужели он не поймет проблем и нужд современного человека, когда сам является частью современного общества? Ведь монах — это совсем не инопланетянин, но человек, избравший иной, иноческий образ жизни. Святитель Игнатий (Брянчанинов) говорит, что существенным деланием монаха является чтение и молитва. Кто много читает, тот назидает не только себя, и при случае он может помочь другому.

Поэтому задача монаха состоит не в том, чтобы думать, как найти общий язык с мирянином, но в том, как преподать то, что он приобрел в жизни духовной. И монах должен иметь что сказать.

Попытаюсь опровергнуть и тех, кто считает, будто монах не знает семейной жизни и, значит, не способен дать дельного совета. Это мнение абсолютно неверно: достаточно вспомнить святого апостола Павла, который был девственником, однако учил и семейных людей. А для тех, кому недостаточно и этого примера, добавлю, что в женских обителях духовенство может быть как монашествующим, так и белым. Белое духовенство по большей части ведет семейный образ жизни, а потому отнюдь не понаслышке знает о ее трудностях.

Монашеский путь

Повторюсь: суть монашества состоит в непрестанном Богообщении, прилежании к молитве, где бы ни находился монах, в стремлении к совершенству (по святителю Игнатию Брянчанинову). Именно это приводит людей в монастырь, а вовсе не разочарование в жизни и неудачи, как считают многие. В монастырь приходят самые разные и по возрасту, и по социальному положению люди, и в большинстве своем они энергичны и решительны: ведь для того, чтобы избрать монашеский образ жизни, необходимы в первую очередь именно решительность и мужество. Когда мне задают вопрос о том, более ли спасителен путь монаха и для всех ли он, то я отвечаю: «Монашество — для всех, кто его желает, но все же это путь немногих». И прежде чем избрать его, важно осмотреться, подумать, готов ли ты к этому. Ведь сделав выбор, надо будет сохранить верность ему в течение всей своей жизни и, по словам Спасителя, не оглядываться назад, подобно жене Лотовой. Хотелось бы предостеречь тех, кто считает, что монастырь — место, где можно спастись от трудностей и неудач. Это не так. Безусловно, монашество отчасти является беспечальным образом жизни в том смысле, что избавляет нас от мирских забот и суеты. Но это гораздо более тяжкий крест, чем жизнь семейная. И монашество, и семейная жизнь — это крестоношение. Но если человек уходит в монастырь только по той причине, что не хочет нести семейный крест, то он разочаруется. Ведь взвалив на себя крест монашеский, он получит не облегчение, а бóльшие трудности. Хотя если он будет ревностно исполнять монашеские обеты, то получит и большее благодатное утешение, и большее преуспеяние в духовной жизни.

Сегодня в городские обители всё чаще приходят люди, привыкшие к городским условиям жизни, если угодно — к комфорту. Не вижу в этом ничего предосудительного. Согласитесь, что если бы мы поставили всех в суровые условия, то многие люди, в частности немощные, больные, вынуждены были бы сказать, что монашество для них невозможно.

Сегодня также нередко слышны голоса о том, что монашество вообще изжило себя. Мол, традиция прервана, а общины, которые складывались веками, нельзя создать за несколько десятилетий… И с этим я не соглашусь, ибо монашество — это часть церковной жизни. И потому говорить, что монашество изжило себя, — значит говорить, что Церковное Предание устарело. Но этого не может быть! Возможно, монашество отчасти меняет свой образ жизни, приспосабливает его к современности, но оно не изжило себя — нет! Монашество предполагает внутреннее делание, поэтому оно не устареет никогда. Если монашества по сути не будет, то ни внешняя сторона, ни уединение не принесет никакой пользы. И наоборот, если нет уединения, но есть внутреннее безмолвие, то тогда монашество останется самим собой и будет плодоносным даже среди самых неудобных суетных обстоятельств.

Фото Валентины Свистуновой

(Евангелие от Луки, 66 зачало, глава XII, стихи 16-31)

«И сказал им притчу: у одного богатого человека был хороший урожай в поле; и он рассуждал сам с собою: что мне делать? некуда мне собрать плодов моих? И сказал: вот что сделаю: сломаю житницы мои и построю бульшие, и соберу туда весь хлеб мой и все добро мое, и скажу душе моей: душа! много добра лежит у тебя на многие годы: покойся, ешь, пей, веселись» (ст. 16–19). Казалось бы, эти слова относятся только к богатым людям, а если понимать их совсем в узком смысле, то лишь к тем, кто занимается земледелием, то есть к помещикам, собравшим обильный урожай. Но нужно помнить, что это – притча, которая на самом деле имеет значение не только для земледельцев и вообще богатых людей, но и для каждого человека, приобретающего что-то земное.

Может быть, у нас и нет такого огромного имущества, чтобы можно было сказать, что оно доставит нам успокоение «на многие годы», однако каждый из нас желает иметь в жизни хотя бы минимальные удобства, каждый ищет себе покоя. Какая-то мечта есть у любого человека: допустим, человек мечтает приобрести квартиру и обставить ее мебелью, получать удовлетворительную заработную плату и думает, что тогда у него все будет хорошо, можно будет жить спокойно. Пожалуй, каждый мечтает о том, чтобы жить беззаботно, ни о чем не думать и никогда не иметь никаких скорбей или трудностей. Получается, что, даже если мы по сравнению с другими живем не так обеспеченно, то все равно ничем не отличаемся от богача, изображенного в притче.

«Но Бог сказал ему: безумный! в сию ночь душу твою возьмут у тебя; кому же достанется то, что ты заготовил? Так бывает с тем, кто собирает сокровища для себя, а не в Бога богатеет» (ст. 20–21). Никто из нас: ни богатый, ни бедный, ни тот, кто обладает большим имуществом, ни тот, кто стремится найти покой благодаря своему скромному достатку, – никто не знает, когда придет день его смерти. Смерть может настичь человека совершенно внезапно, не только старого и не только больного, но и совершенно здорового и молодого. Случается, что человек в течение долгого времени неизлечимо болен, но не знает об этом, и лишь скоропостижная смерть открывает его уже давнюю болезнь. Нередко происходят какие-нибудь страшные несчастья: например, человек погибает во время катастрофы или, будучи абсолютно здоровым, человек вдруг заболевает и, как говорят, сгорает за месяц... Даже к людям, достигшим уже глубокой старости, смерть приходит неожиданно, если они проводили жизнь неблагочестиво, не заботясь ни о вечной жизни, ни об участи своей бессмертной души, если они не предупреждали смерть добрыми делами, в особенности покаянием. Казалось бы, человек все приобрел для того, чтобы жить беззаботно и спокойно – и вдруг все это у него отнимается или смертью, или, может быть, какими-то обстоятельствами. Отнимается все то, на что он надеялся, чем он уже жил, что успокаивало его дух. Перед человеком могут встать новые трудности и заботы, и он должен будет начинать все сначала. Таковы превратности земной жизни человека, который надеется не на Бога и не на свои духовные труды, молитву и покаяние, а на свои земные способности. Об этом еще в древности говорил премудрый Соломон в своей книге «Екклесиаст»: человек трудится, приобретает, копит богатство – и не знает, кому оно достанется. Он много работает, достигает каких-то результатов, а, может быть, тот, кто будет продолжать его труд, станет все делать иначе или просто испортит. Получается, что человек, ищущий утешения в земных трудах, всегда оказывается обманутым. Соломон называет все это великой суетой и томлением духа (см. Еккл. 1, 14). Не только те, которые имеют богатство, но и все люди подвержены этой бесконечной суете, все надеются на призрак, потому что земное благополучие, в котором мы видим надежную, твердую опору, доставляющую нам покой, в действительности оказывается именно призраком. Если кто-либо и не познбет эту истину в юности или в среднем возрасте, то в час смертный все обязательно познбют ее, когда каждый из нас будет вынужден оставить и землю, и само тело, и все то, что он приобрел и благодаря чему, казалось бы, мог уже спокойно наслаждаться жизнью. Тогда мы познаем истину слов Спасителя: «Безумный! в сию ночь душу твою возьмут у тебя; кому же достанется то, что ты заготовил?» И «так бывает с тем, кто собирает сокровища для себя, а не в Бога богатеет. Человек, который думает что-либо приобрести для своего земного существования, претерпевает то же, что претерпел богач из притчи. Конечно, все мы желаем себе блага, любовь к себе вложена в нас Богом, она даже является критерием любви к ближнему: «Возлюби ближнего твоего, как самого себя» (см. Лк. 10, 27), хотя на Тайной вечере Спаситель заповедал ученикам любить ближнего даже больше, чем самих себя (см. Ин. 15, 12– 13). Когда же говорится, что мы должны богатеть не для себя, а для Бога, то противопоставляются наше земное тело, земная, так сказать, сущность, и сущность небесная, то есть бессмертная душа. Слова «богатеть в Бога», вовсе не означают, что мы копим для Бога, будто бы Бог нуждается в нашем богатстве. Правильнее было бы сказать, что нужно богатеть в Боге, то есть приобретать благодать Божию, а не земное имущество. Для того чтобы нам не уподобиться неразумному богачу и рано или поздно не испытать горькое разочарование в напрасных трудах, оттого что усилия наши были направлены не на то, на что нужно, мы, живя на земле, все свои силы должны употребить на приобретение богатства духовного. Как другие люди трудятся для обеспечения своего земного благополучия, так мы должны потрудиться для обеспечения благополучия духовного. Если мы сравним, сколько сил и времени мы тратим на то, чтобы доставить себе сытое и спокойное существование и сколько – на то, чтобы насытить свою душу духовными благами, то мы увидим, что это несопоставимо: мы почти ничего не делаем для души и при этом с утра до вечера трудимся для своего тела. Мы работаем день за днем, неделя за неделей, месяц за месяцем, год за годом – и внезапно все это от нас отнимается. Для чего же мы трудимся? Для чего всю свою жизнь полагаем на то, чтобы приобрести призрак, и почти никаких усилий не прикладываем к тому, чтобы насытить свою душу, чтобы приготовить ей вечные обители?

Ощущение благодати в душе является залогом вечного блаженства на небесах. Не нужно думать, что это друг с другом не связано, ведь душа чувствует то, что она приобретает. Можно сказать, что если мы ничего не чувствуем в своей душе сейчас, значит мы ничего не приобрели и для жизни будущей, поэтому, заботясь о своем теле, о пропитании, мы всегда должны помнить и о своей душе. Я не призываю вас оставить житейские дела и жить так, как живут монахи, однако попечение о душе необходимо иметь всем. Преподобный Иоанн Дамаскин говорит, что в Ветхом Завете иудеи посвящали Богу один день – субботу, а во времена Нового Завета христиане посвящают Богу всю свою жизнь. Заповедь о субботе не отменена, но распространяется на всю жизнь христианина, который субботствует всегда, то есть все, что он ни делает, он посвящает Богу. Христианин должен стараться отовсюду извлекать выгоду для своей души, стать неким духовным корыстолюбцем, который в любом самом мелком деле что-нибудь приобретает для своей души. Даже среди самых обычных земных занятий нужно думать о духовном прибытке. Допустим, работаешь ты на заводе или в какой-то конторе и тебя там оскорбляют, унижают, а ты смиряйся, думай о своей духовной выгоде, о вечной жизни. Сделал тебе кто-нибудь подлость – ответь на нее благородным поступком или, по крайней мере, стерпи – и вот ты уже что-то приобрел. Искушают тебя какими-то развратными речами – отойди, помолись, не бойся насмешек, – и вновь ты сделал приобретение, потому что отступил от греха, выбрал целомудрие, мысленную, душевную и телесную чистоту. И так нужно поступать везде и всюду, где есть какая-нибудь возможность исполнить заповеди. Вся жизнь человека должна быть ими пронизана: везде и всюду ищи выгоду, копи духовное богатство, стремись к обогащению в Боге, а не к накоплению земного имущества. Мы должны оценивать каждый свой поступок: что мы приобретаем? Исполняем заповедь или нарушаем? Как исполняем? И так ежедневно, ежечасно, подобно человеку, который считает каждую свою копейку. Если мы приобретем это духовное корыстолюбие, некую духовную жадность, то будем постоянно внутренне обогащаться, даже если внешне наша жизнь ничем не будет отличаться от жизни всех окружающих. Средством для этого служит, прежде всего, непрестанная молитва, потому что без нее невозможно приобрести никакие добродетели.

Таким образом, мы будем постепенно накапливать духовное богатство, которое, несомненно, ощутим в своей душе. Если мы в чем-нибудь согрешим, то тут же это увидим, почувствовав некий убыток, и станем выяснять, почему мы его потерпели, подобно деловым людям, которые стараются вести свои дела так, чтобы не иметь убытков совсем или хотя бы свести их к минимуму, и из всего извлекают прибыль. Так должны поступать и мы в отношении Божией благодати, тогда мы и будем богатеть в Боге, богатеть духовно. Изо дня в день, из года в год это духовное сокровище будет накапливаться и к неизбежному моменту смерти мы придем уже приобретя некое богатство, которое, хотя мы и называем его богатством в Боге, пребывает в нашей душе. Таким образом, духовный человек обретает Бога, Творца всего внутри своего сердца, а все земное, материальное, остается вне его.

Поэтому будем все стремиться к приобретению этого внутреннего богатства – благодати Божией. Тогда мы, богатея в Боге, приобретая Самого Бога в своем сердце, при переходе в вечную жизнь возьмем это богатство с собой. Только оно и является собственно нашим, а все остальное – чужое, ведь даже наше тело нам не принадлежит. Будем же всегда, каждое мгновение нашей жизни понуждать себя заботиться о том, чтобы приобрести Божественную благодать, приблизиться к Богу и вселить Бога в свое сердце.