Отец гурий александро невская лавра. Пре­по­доб­но­му­че­ник ар­хи­манд­рит Лев (Его­ров)

Реферат на тему:

Гурий (Егоров)



План:

    Введение
  • 1 Семья, образование, война
  • 2 Александро-Невское братство
  • 3 Аресты и ссылки
  • 4 Жизнь в Средней Азии
  • 5 Наместник лавры
  • 6 Архиерей
  • Литература
    Примечания

Введение

Митрополи́т Гу́рий (в миру - Вячесла́в Миха́йлович Его́ров ; 1 июля 1891, с. Опеченский Посад, Боровичский уезд Новгородская губерния - 12 июля 1965, Симферополь) - епископ Русской Церкви; с 19 сентября 1960 по 13 ноября 1961 - митрополит Ленинградский и Ладожский.


1. Семья, образование, война

Родился в мещанской семье, отец был владельцем артели петербургских ломовых извозчиков. В семье было пятеро детей, в том числе Николай (будущий профессор теоретической механики в технологическом институте Петербурга), Леонид (будущий архимандрит Лев), Вера, Василий. Родители рано умерли, дети воспитывались у дяди, который был заведующим Александро-Невским рынком.

В 1911 году окончил Санкт-Петербургское Петровское коммерческое училище с званием кандидата коммерческих наук. Отказался от выгодных карьерных предложений, желая принять монашество. Поехал в Оптину пустынь к старцу иеросхимонаху Анатолию, а затем посетил известного протоиерея Егора Коссова. Эти встречи утвердили его в стремлении стать монахом и священника.

В 1912 году поступил в Санкт-Петербургскую духовную академию. В 1914-1915 годах, прервав обучение, служил на фронте братом милосердия, заболел туберкулезом легких и после лечения вернулся в академию. 4 декабря 1915 пострижен в монахи и 6 декабря рукоположен во иеромонаха. В 1917 окончил Петроградскую духовную академию, кандидат богословия.


2. Александро-Невское братство

Получив священный сан, отец Гурий развил очень энергичную пастырскую деятельность. Ему было поручено священнослужение (по воскресеньям и праздничным дням) в женском монастыре, находящемся в Лужском уезде, близ ст. Плюсса, сравнительно недалеко от Петрограда. Ко времени посвящения о. Гурия уже имел священный сан его брат Леонид, также постригшийся в монахи с именем Лев. К двум отцам - Льву и Гурию - присоединился иеромонах Иннокентий (Тихонов), получивший архиерейский сан. Братья Егоровы (так скоро стали называть в народе отцов Льва и Гурия) развили вместе с о. Иннокентием интенсивную миссионерскую деятельность.

Они «пошли в народ», то есть обратились преимущественно к рабочим и к самому бедному, деклассированному и злоупотребляющему алкоголем люду. Местом их деятельности стал теперешний Литовский проспект. Там братья сняли комнату и проводили в ней беседы для народа - рассказывали те или иные события из Священной истории, сопровождая это показом диапозитивов, вели беседы о жизни, преимущественно выступая против алкоголизма. Отец Иннокентий любил разъяснять богослужение. Естественно, что к этому дому примкнули активисты, которые стали называть себя «Братством святого Александра Невского», в котором, впрочем, не было организационных форм. Каждый близкий к деятельности «братьев Егоровых» мог назвать себя членом этого братства.

После окончания академии был принят в братию Александро-Невской Лавры. С 1922 - архимандрит; настоятель Крестовой митрополичьей церкви.


3. Аресты и ссылки

Вернувшись в Ленинград в 1925 году, отец Гурий был назначен настоятелем киновии Александро-Невской Лавры, расположенной на правом берегу Невы (1925-1926 годы).

С 1926 годаа - настоятель Успенской церкви Киевского подворья. Вокруг него, его брата Льва и о. Варлаама (Сацердотского) снова группировались верующие из Александро-Невского братства.

Также с 1926 года архимандрит Гурий стал заведующим Богословско-псалтырским училищем. За эту педагогическую деятельность его арестовали 27 мая 1927 года. В тюрьме он находился до ноября, затем его выпустили.

24 декабря 1928 года снова арестован. Приговорен 22 июля 1929 года к заключению в лагерь сроком на 5 лет. Отбывал свой срок в Беломоро-балтийском лагере («БелБалтЛаг») на строительстве Беломорканала, первоначально в Кеми, затем в Медвежьегорске. С 1930 года - на станции Кузема Мурманской железной дороги. Вначале был лесорубом, затем, как человек, знающий бухгалтерию, был переведен в контору, работал бухгалтером и кассиром.


4. Жизнь в Средней Азии

После освобождения жил у родственников в Ташкенте и Фергане. Служил литургию в домашних условиях по благословению митрополита Арсения (Стадницкого). Вокруг него создалась небольшая община, в которую входил, в частности, будущий митрополит Иоанн (Вендланд), которого архимандрит Гурий постриг в монашество. С 1944 служил открыто. В 1944 стал настоятелем Покровского собора Самарканда, исполнял обязанности секретаря епархиального управления.


5. Наместник лавры

С 1945 года - почетный настоятель Ильинской церкви в Загорске (ныне вновь Сергиев Посад). В этот период написал работу «Патриарх Сергий как богослов», позднее опубликованную в книге «Патриарх Сергий и его духовное наследство». М., 1947. В 1945-1946 годах - наместник вновь открытой Троице-Сергиевой Лавры. На этом посту активно восстанавливал монашеские традиции.


6. Архиерей

25 августа 1946 хиротонисан в московском Богоявленском соборе во епископа Ташкентского и Средне-Азиатского ; с 25 февраля 1952 - архиепископ. В период его архиерейства в епархии служили многие выдающиеся священники - Иоанн (Вендланд), будущий епископ Стефан (Никитин), протоиерей (затем архимандрит) Борис (Холчев) и др.

Участвовал в Совещании глав и представителей православных церквей в связи с празднованием 500-летия автокефалии Русской православной церкви, где выступил с содокладом на тему «Отношение Православной церкви к англиканской иерархии». Был противником экуменизма и западного влияния на Русскую церковь.

С 26 января 1953 - архиепископ Саратовский и Сталинградский; с 31 мая 1954 года - Черниговский и Нежинский, с 19 октября 1955 года - Днепропетровский и Запорожский. С 21 мая 1959 года - митрополит Минский и Белорусский; с 19 сентября 1960 - Ленинградский и Ладожский. В этот период был уже серьезно болен, не мог противостоять антицерковной кампании власти, инициированной Н. С. Хрущевым. Попросил перевести его в более спокойную епархию.

С 14 ноября 1961 - митрополит Симферопольский и Крымский. Одновременно управлял Днепропетровской епархией. Несмотря на болезнь, часто совершал богослужения. Скончался в Симферополе, погребен на городском Всехсвятском кладбище.

Скончался 12 июля 1965 года; погребён 15 июля: богослужение возглавил митрополит Иоанн (Кухтин) (бывший Пражский).


Литература

  1. ЖМП. 1965, № 9, стр. 17-19 (некролог).
  2. Иоанн, митрополит (Вендланд К. Н.). Князь Федор (Черный); Митрополит Гурий (Егоров): исторические очерки. Ярославль, 1999.
  3. Шкаровский М. В. Александро-Невское братство 1918-1932 годы. СПб., 2003.

Примечания

  1. ЖМП. 1946, № 9, стр. 18.
скачать
Данный реферат составлен на основе статьи из русской Википедии . Синхронизация выполнена 11.07.11 16:41:09
Похожие рефераты: Гурий ,

Свято-Троицкая Александро-Невская Лавра отмечает в этом году свое 300-летие. Эта обитель явила немало примеров духовного подвижничества. Самым близким нам по времени и, одновременно, одним из самых знаковых проявлений духовной жизни Лавры стала деятельность в 1918-1932 годах Александро-Невского братства.

Без преувеличения можно утверждать, что Александро-Невское братство стало уникальным явлением в истории не только Лавры, Санкт-Петербургской епархии, но и Русской Православной Церкви в целом, особенно - в первые послереволюционные десятилетия. Находясь под «дамокловым мечом» репрессий в течение всех лет своего существования, оно проявляло удивительную активность и разнообразие видов работы. Особенно следует отметить, что 7 мая 2003 года были прославлены в лике святых три члена братства: священномученик архимандрит Лев (Егоров), мученицы Екатерина Арская и княжна Кира Оболенская.

История деятельности Александро-Невского братства свидетельствует о том, что именно братство - одна из самых оптимальных организационных форм внешней деятельности верующих в условиях безбожных гонений. Здесь был заново осмыслен и возрожден в гораздо более жестких условиях опыт противодействия инославному давлению, полученный на Украине в XVI-XVII веках. Когда на Православную Церковь обрушились небывалые прежде гонения, братства вновь стали одной из самых действенных форм ее защиты. Традиции прошлого возродились. Для сплочения священнослужителей и мирян в Петрограде, а затем и в других городах России стали возникать объединения преданных делу Христову людей. Братства теперь создавались в соответствии с решением Всероссийского Поместного Собора 1917-1918 годов, в Петроградской епархии этим процессом активно руководил священномученик митрополит Вениамин (Казанский). В северной столице главным сразу стало братство, образованное при Свято-Троицкой Александро-Невской Лавре. Святейший Патриарх Тихон благословил его деятельность в специальной грамоте от 19 сентября 1918 года. И на протяжении четырнадцати лет братство представляло собой, в известном смысле, стержень жизни Петроградской епархии, играя заметную роль во всех важнейших событиях, в частности - активно борясь с обновленческим расколом и противодействуя иосифлянскому разделению.

Александро-Невское братство было образовано в январе 1918 года при Лавре из мирян - как мужчин, так и женщин - под руководством монахов, и в первое время одной из главных его задач стала защита обители от посягательств безбожников. Затем - в 1919-1921 годах - оно играло центральную роль в создании и деятельности союза православных братств Петроградской епархии. Именно на него ориентировались все другие подобные объединения верующих. В эти же и последующие годы Александро-Невское братство неустанно стремилось привлечь в церковную среду представителей различных слоев интеллигенции, сблизить их с ученым монашеством, и в этом добилось заметных успехов. Братчики и братчицы поддерживали постоянную тесную связь с возникшими после революции новыми формами духовного образования - Богословским институтом, разнообразными курсами. Но особенно крепкой эта связь была с заменившим осенью 1918 года закрытую Духовную семинарию Богословско- пастырским училищем, где члены братства составили значительную часть учащихся и преподавателей, в число которых входил и один из главных основателей и руководителей братства священномученик архимандрит Лев (в миру Леонид Михайлович Егоров).

В определенном смысле Александро-Невское братство представляло собою звено в ряду полулегальных религиозно-философских кружков и обществ, существовавших в северной столице в 1920-е годы. В начале 20-х такие общества, официально не зарегистрированные, действовали еще достаточно открыто. Братство имело в своем составе особый православный религиозно-философский кружок.

Важной составляющей деятельности братства стало создание полулегальных монашеских общин в миру, а также монашеские постриги молодых людей (в том числе тайные) с целью сохранения института монашества в условиях массового закрытия существовавших ранее обителей. Первые две общины сестер были созданы осенью 1922 года, затем, в конце 1920-х - начале 1930-х годов, возникло еще несколько небольших общин. Особенно активно в этот период проводились тайные постриги, которые в основном совершал о. Лев.

Одной из основных своих задач Братские отцы считали подготовку молодых образованных священнослужителей, - в условиях ограничения, а в перспективе и полной ликвидации духовного образования это позволило бы сохранить кадры духовенства, способного в будущем осуществить возрождение Церкви. Вся деятельность братства очень помогала сплочению верующих всех возрастов и сословий перед лицом яростных антицерковных гонений, это было удивительно дружное сообщество людей, трудившихся ради Христа и во имя любви к ближним, где само слово «брат» понималось в его истинно евангельском смысле.

Одного из создателей Александро-Невского братства мы назвали - это был иеромонах Лавры о. Лев (Егоров). Вместе с ним братством руководили его брат Гурий, а также о. Иннокентий (Тихонов). Эти молодые монахи еще в 1916 году развили интенсивную миссионерскую деятельность среди бедного населения Петрограда. Продолжая ее после Октябрьской революции, иеромонах Лев вместе с отцами Гурием и Иннокентием 8 марта 1918 года, когда братство уже действовало, создал при Александро-Невской Лавре молодежный кружок.

Конечно, теперь миссионерская деятельность трех молодых монахов приняла несколько иные, чем до революции, формы. Они не «ходили в народ», зато народ шел к ним. В частности, в состав кружка вошли многие ученицы Епархиального женского училища. Митрополит Иоанн (Вендланд) писал об этом периоде 1918 года так: «По городу разнеслась слава о „братьях Егоровых". Однажды отец Гурий представился митрополиту Антонию Храповицкому, которого раньше не знал. Когда он назвал свою фамилию, митрополит воскликнул: „А, братья Егоровы, как вас не знать, вся Россия знает братьев Егоровых!" В те годы отец Гурий познакомился со Святейшим Патриархом Тихоном: несколько раз он ездил к Патриарху в Москву по поручениям митрополита Петроградского Вениамина. Был такой единственный случай, когда Патриарх Тихон [в мае-июне 1918 г. - Авт.] приехал в Петроград. Митрополит Вениамин представил ему отцов Иннокентия, Гурия и Льва. Патриарх сказал: „Ну, кто же их не знает, Иннокентия, Гурия и Льва. Их надо выдвигать"» (1).

В январе 1919 года Владыка Вениамин предоставил членам кружка находившуюся при его покоях Крестовую успенскую церковь. А 1 февраля при этом храме и было окончательно организовано существовавшее с 1918 года Александро-Невское братство. Окормление его членов стало важнейшей частью пастырской деятельности о. Льва. Он служил в лаврской Крестовой церкви, являвшейся центром братской жизни (2).

Позднее, на допросе 27 июня 1922 года, о. Лев указал, что основными целями братства являлись: 1. «чисто церковное возрождение церковного богослужебного устава», который дожным образом соблюдался далеко не везде; 2. «борьба с торгашеством в церкви» (исключение продажи свечей и просфор, бесплатное совершение треб); 3. «реформа церковного пения» - отказ от светского исполнения партиями и «пение по обиходу», чтобы «народ легко мог петь с нами». Члены братства бескорыстно исполняли все обязанности по обслуживанию своего храма - пономарей, певцов, выносящих свечи, чтецов и так далее (3).

В начале 1920 года в составе братства для занятия богословскими проблемами был создан кружок св. Иоанна Златоуста, заседания которого проходили по средам. Этот кружок входил в занимавшееся богословскими проблемами «Содружество под покровительством святого Василия Великого», председателем которого был старший из братьев Егоровых Николай (профессор математики), а духовным руководителем - о. Лев. К февралю 1921 года состоялось несколько заседаний содружества. Просветительская деятельность братства состояла не только в устройстве лекций, диспутов, но, главным образом, в церковной работе с детьми. И возглавлял ее также иеромонах Лев. Братчики делали все возможное, чтобы после запрещения изучения Закона Божия в школах в народе не угас огонь веры. По благословению митрополита Вениамина для детей и подростков были заведены специальные кресты, хоругви, иконы и облачения. Дети участвовали в богослужениях и крестных ходах. Лаврские иноки и миряне из братства вели 69 детских кружков, в которых изучался Закон Божий. Эти занятия проходили в основном по воскресеньям в помещениях при Крестовой митрополичьей церкви. Много внимания уделялось катехизации детей - их учили церковному пению, церковно-славянскому языку, проводили для них говение и отдельную литургию, на которой дети пели, читали и помогали священнику.

Активно откликнулось братство на охвативший страну после окончания Гражданской войны голод. 11 марта 1922 года наместник Лавры архимандрит Николай (Ярушевич) обратился к митрополиту Вениамину с рапортом: «Сыновне испрашиваю благословение Вашего Высокопреосвященства на открытие при Лавре питательного пункта для голодающих на средства богомольцев Свято-Духовской и Крестовой церквей и при участии представителей тех и других. Добровольные пожертвования на это дело уже начались. Во главе этого дела, в качестве заведующего пунктом мог бы встать, если угодно будет благословить Вашему Высокопреосвященству, иеромонах Лев». Уже на следующий день - 12 марта - Владыка написал на рапорте резолюцию: «Господь да благословит добрым успехом святое начинание» и назначил заведующим питательным пунктом о. Льва (4). Забота об арестованных и осужденных выражалась в материальной помощи им и духовной поддержке, которая осуществлялась как при личных свиданиях с заключенными в тюрьме, так и опосредованно. На допросе 27 июня 1922 года о. Лев сообщил, что в помощи тем заключенным, которых они знали, члены братства старались никогда не отказывать.

В первые послереволюционные годы в Петрограде возникло, кроме Александро-Невского, еще несколько православных братств. Необходимо стало координирование их деятельности. И 5 мая 1920 года в Лавре, после молебна и приветствия митрополита Вениамина, в помещении при Крестовой церкви открылась первая общебратская конференция, на которой было принято совместное решение об объединении всех существующих городских братств в союз «на почве религиозно-просветительной и благотворительной деятельности». Во время заседаний конференции работали пять секций, и одну из них - по работе с детьми - возглавлял о. Лев. Он, таким образом, фактически был признан руководителем этого направления церковной деятельности в Петрограде. На конференции был принят примерный общебратский устав, написанный отцами Иннокентием, Гурием и Львом, а также выбран совет общебратского союза. На правах несменяемых членов в него обязательно входили духовные руководители братств, трое из которых - иеромонахи Иннокентий, Гурий и Лев - практически вершили все дела в самом совете, призванном «служить объединяющим центром всех братств» и «разрешать всевозможные вопросы братской практики» (5).

В совете общебратского союза о. Лев состоял вплоть до его ликвидации весной 1922 года, при этом молодой иеромонах активно занимался работой не только с детьми и молодежью, но и миссионерской преподавательской деятельностью. С осени 1918 по июль 1922 года он читал лекции по русской литературе в Богословско-пастырском училище. В апреле-июле 1921 года о. Лев был членом организационного бюро 2-й общебратской конференции Петроградской епархии, вновь исполняя обязанности организатора детской секции. Кроме того, ему поручили составлять новую братскую молитву. Активно участвовал о. Лев и в работе конференции, состоявшейся в начале августа 1921 года. А с 18 августа 1921 года до лета 1922 года он состоял в образованном при Феодоровском соборе мужском монашеском кружке Петроградской епархии, имевшем своей целью «выяснение вопросов монашеской жизни и распространение идей монашества, особенно среди учащихся». К 1 апреля 1922 года на собраниях кружка было прочитано 13 докладов, главным образом по истории монашества, часть которых произнес о. Лев (6).

Активная пастырская деятельность молодого иеромонаха была прервана в июне 1922 года в связи с началом кампании по изъятию церковных ценностей и организованного высшими органами коммунистической партии и ГПУ так называемого обновленческого раскола. После ареста Патриарха Тихона и его вынужденного отказа 12 мая 1922 года от руководства Православной Церковью обновленцы доминировали в церковной жизни страны более года. Во многих районах, в том числе в Петрограде, они первоначально встретили решительное сопротивление. 28 мая митрополит Вениамин (Казанский) в своем послании к пастве отлучил петроградских обновленцев от Церкви. Именно это стало основной причиной его ареста. С 10 июня по 5 июля 1922 года в городе прошел судебный процесс над 86 священнослужителями и мирянами. Их обвиняли в организации сопротивления изъятию церковных ценностей.

Надуманность процесса была очевидна, однако власти хотели любым путем, не считаясь с законностью, подавить всякое возможное сопротивление. Поэтому репрессии обрушились и на многих руководителей и активистов петроградских братств, прежде всего - наиболее близкого митрополиту Александро-Невского. И через несколько часов после ареста Владыки, ранним утром 1 июня агенты ГПУ схватили епископа Иннокентия, о. Гурия, трех братчиц, наместника Лавры епископа Николая (Ярушевича), а 16 июня - и о. Льва. Проведенные допросы и обыски более 40 арестованных по делу православных братств мало что дали следственным органам. Отца Льва допрашивали дважды - 27 июня и 17 августа. Как и большинство других обвиняемых, он не видел ничего предосудительного и запретного в протекавшей совершенно открыто и, по сути, легально деятельности братств и поэтому многое рассказал о ней, однако отверг какие- либо обвинения в контрреволюционности.

Доказать противодействие членов братств изъятию из храмов ценностей не удалось. Практически все арестованные говорили на допросе о своей полной непричастности к сопротивлению этой акции. Следствие не привело к желаемым для властей результатам - арестованных не рискнули вывести на суд. В результате, 14 сентября 1922 года Петроградское губернское отделение ГПУ на закрытом заседании постановило выслать семерых обвиняемых из Петроградской губернии на два года «как политически неблагонадежных», в том числе о. Гурия, епископа Иннокентия - в Архангельскую губ., а о. Льва - в Оренбургскую губ. В отношении других 26 человек дело было прекращено (7).

Несмотря на репрессии, деятельность Александро-Невского братства не прекращалась, а в 1925 году вновь начала оживляться. Один за другим из ссылки возвратились все три основателя братства. Первым, еще в конце 1924 года, был освобожден и приехал в Ленинград о. Лев.

На 1926-1928 годы пришелся новый, относительно благоприятный период существования братства. Конечно, его жизнь и деятельность официально оставалась нелегальной, но в то же время прямо не преследовалась. Несмотря на арест и ссылку епископа Иннокентия, Александро-Невское братство по- прежнему возглавляли три находившихся между собой в тесном духовном общении и единстве руководителя - отцы Гурий и Лев (Егоровы) и о. Варлаам (Сацердотский). В октябре 1926 года отца Льва назначили настоятелем одного из крупнейших соборов Ленинграда - храма Феодоровской иконы Божией Матери в память 300-летия царствования Дома Романовых. Постепенно туда перешла большая часть членов братства, и в 1930 году - два братских хора. Отец Лев был также возведен в сан архимандрита и с марта 1926 года стал исполнять обязанности благочинного, преподавателя русской литературы и члена педагогического совета Богословско-пастырского училища.

Весной 1927 года о. Лев был арестован во второй раз. В это время в училище обучалось около 70 человек, и его популярность стала вызывать у властей раздражение. В конце апреля заведующий районным церковным столом написал городскому руководству заявления о необходимости закрыть Высшие Богословские курсы и Богословско-пастырское училище, так как они «готовят врагов советской власти». Ликвидировать эти учебные заведения в то время власти не решились, но поручили ГПУ сфабриковать «дело Богословско-пастырского училища». Аресты по нему прошли в основном в мае-июне 1927 года и серьезно затронули Александро-Невское братство. 27 мая агенты ГПУ арестовали архимандритов Гурия и Льва, за решеткой также оказались архиепископ Гавриил (Воеводин), епископ Григорий (Лебедев), несколько преподавателей и учащихся. Но в конце концов «дело Богословско- пастырского училища» развалилось. 19 ноября 1927 года всех арестованных освободили под подписку о невыезде, а через год, 10 ноября 1928 года, дело вообще было прекращено «за недостаточностью компрометирующего материала» и взятые подписки аннулированы (8). Однако все учебные заведения Московской Патриархии к этому времени в Ленинграде (как и по всей стране) были уже закрыты.

Из хранящейся в следственном деле секретной переписки ОГПУ видно, что арестованные по «делу Богословско-пастырского училища» были освобождены с расчетом на то, чтобы они включились в набиравшее силу иосифлянское движение. Советскому руководству были выгодны любые новые расколы и разделения в Русской Православной Церкви как ослаблявшие ее единство. Поэтому на первых порах власти не препятствовали возникновению оппозиционного им церковного движения, получившего свое название по имени руководителя - митрополита Ленинградского Иосифа (Петровых). Иосифляне не признавали опубликованную в июле 1927 года декларацию Заместителя Патриаршего Местоблюстителя митр. Сергия (Страгородского) о лояльности советской власти и отказывались поминать в храмах и эту власть, и самого митр. Сергия. Некоторые из освобожденных в ноябре 1927 года стали активными участниками иосифлянского движения. Но все руководители Александро-Невского братства единодушно остались верны митр. Сергию. Под их влиянием и практически все члены братства, за редчайшим исключением, не поддержали иосифлян. Эта позиция братских отцов оказала влияние на ситуацию в епархии в целом. Они даже переписывались с руководителями иосифлян, стараясь убедить их в неправильности занятой позиции.

С рубежа 1928-1929 годов ситуация существенно изменилась, быстро стала нарастать волна массовых гонений и репрессий против всех течений Русской Православной Церкви. Начали закрываться и церкви при ленинградских подворьях ликвидированных монастырей, хотя официально они уже давно считались лишь приходскими. Так, в апреле 1930 года была закрыта церковь подворья Творожковского монастыря, что стало для Александро-Невского братства тяжелым ударом. Из этой церкви архим. Варлаам (Сацердотский) и архиеп. Гавриил (Воеводин) перешли служить в Феодоровский собор. Туда же перешли и оба ранее бывших при Творожковском подворье братских хора. Регентом хора правого клироса был назначен иеромонах Серафим (Суторихин), окормлять его певчих стал настоятель собора о. Лев. Хором же левого клироса регентовала Вера Киселева, а духовным отцом певчих был архим. Варлаам.

На допросе 28 февраля 1932 года о. Варлаам так охарактеризовал последние годы существования братства: «После ареста Гурия Егорова и последующей его высылки руководство остатками „братства" легло на меня. Общее количество братчиц и братьев к тому времени, т.е. к 1929 г. составляло не более 50 человек... Деятельность „братства" в этот период заключалась в устройстве хоровых спевок и организации хора в Федоровском соборе. Кроме того, осуществлялась помощь высланному духовенству путем сбора денег, вещей и отправки посылок... О всей деятельности „братства" было известно Льву Егорову, который является настоятелем собора, и без его благословения в храме ничего не могло совершаться. Однако, установки мои и Гурия Егорова в методах воспитания верующих отличаются от установок Льва тем, что наш с Гурием метод монашеский, Лев же Егоров, не возражая принципиально против монашества, находит возможным его существование не уходя от современной светской жизни, то есть не меняя светского облика. С 1929 г. по настоящее время деятельность нашего „братства" в основном ни в чем не изменилась» (9).

Братчица А. С. Борисова на допросе подтвердила существовавшую разницу в методах руководства архимандритов Льва и Варлаама. По ее словам, о. Лев призывал членов братства к широкой общественной деятельности, «направленной на внедрение христианства», поэтому предлагал повышать уровень светского образования и «учил сочетать культурную жизнь с верностью христиаству»: «Этим объясняется то, что члены братства - дети о. Льва, в большинстве или люди интеллигентные, или учащаяся молодежь». А о. Варлаам, по свидетельству Борисовой, учил внутреннему благочестию (то есть не призывал к мирской и миссионерской работе) и благотворительной деятельности (10).

Таким образом, разница в подходах отцов Льва и Варлаама заключалась прежде всего в том, что первый из них считал необходимым в изменившихся к худшему внешних условиях готовить образованных молодых людей к принятию тайного монашеского пострига, с тем, чтобы они, живя в светской среде и работая в гражданских учреждениях, боролись за Церковь и несли слово Божие в массы. Второй же руководитель братства полагал, что по-прежнему необходимо создавать полулегальные общины сестер и братьев с уставом внутренней жизни, близким к монастырскому, и постепенным отдалением членов общин от советской действительности и светской среды вообще (11).

В 1930-1932 годах архимандрит Лев уже окормлял большую часть братчиц (при приеме он вручал им белые платки). В это время у него было более 50 духовных детей. При этом архимандрит считал необходимым проявлять определенную осторожность и осмотрительность, понимая, что ОГПУ может в любой момент выйти на братство и разгромить его. Именно поэтому он активно способствовал развитию института тайного монашества. Это отмечали позднее в своих показаниях многие арестованные священнослужители. Так, архиеп. Гавриил (Воеводин) на допросе говорил: «Одним из способов укрепления церкви руководители считали тайное монашество, которое, по их мнению, должно было воспитать стойких, интеллигентных и решительных борцов за веру. Сообразно этому круг лиц, группирующихся вокруг Льва Егорова, состоит преимущественно из интеллигенции и учащейся молодежи» (12).

Важная заслуга о. Льва состояла в том, что он неустанно стремился расширить ряды братства, привлекая в него образованную молодежь. Вступившие в братство молодые люди находились в постоянном тесном общении, поддерживая друг друга в различных ситуациях. «Новенькие» поручались «старшим» братчикам. Широко оказывалась материальная помощь учащейся молодежи. Руководство же богословским образованием молодых членов братства осуществляли архимандриты Лев (Егоров), Варлаам (Сацердотский) и другие братские отцы.

Несмотря на фактически нелегальное существование, братство продолжало строжайше запрещенную советскими законами общественно-благотворительную деятельность (помощь бедным, заключенным, монастырям епархии, обучение детей Закону Божию). Ряды братчиков и в конце 1920-х - начале 1930-х годов заметно пополнялись образованными и активными молодыми людьми, и некоторые из них - иеромонах Серафим (Суторихин), иеродиаконы Афанасий (Карасевич), Нектарий (Панин) и другие - приняли монашеский постриг.

Полная трагизма и жертвенного служения Всевышнему история братства завершилась в 1932 году. Его судьба была предопределена развернутой кампанией массовых арестов священнослужителей и, прежде всего, монашествующих. В ночь с 17 на 18 февраля общее количество арестованных составило около 500 человек, в том числе более 40 членов Александро-Невского братства. Следствие по всем арестованным было разбито на несколько отдельных следственных дел, в среднем по 50 человек в каждом. И лишь в отношении Александро-Невского братства органы ОГПУ сделали исключение, сфабриковав огромное дело почти на 100 человек. Оно подразделялось на две части, каждая из которых получила свое обвинительное заключение. Первое было составлено на 41 человека, арестованного в Ленинграде, а второе - на 51 человека из «филиалов» братства на периферии.

Следствие проводилось в ускоренном порядке. «Контрреволюционная деятельность» членов братства представлялась следователям очевидной, без необходимости добывать какие-либо серьезные доказательства. Поэтому допросы арестованных чаще всего проводились только один-два раза. Все следствие длилось лишь около месяца, и 15 марта 1932 года было утверждено обвинительное заключение на первую группу арестованных в области монашествующих, а 19 марта - на основных активистов братства в количестве 41 человека. Суть обвинения сводилась к стремлению представить братство в виде мифической контрреволюционной организации, которая якобы со времени своего создания в 1918 году непрерывно вела активную борьбу с советской властью. Открытого суда не было. 22 марта 1932 года Коллегия ОГПУ вынесла подсудимым приговоры - от лишения права проживания в Ленинграде и Ленинградской области на три года до десяти лет лагерей (13).

К максимальному сроку наказания был приговорен и о. Лев. Позднее, 20 сентября 1937 года, он был расстрелян в лагере. 8 мая 2003 года священномученик Лев и еще два члена Александро-Невского братства - Екатерина Арская и Кира Оболенская - были причислены к лику святых Русской Православной Церковью. Обе они входили в братство с начала 1920-х годов, причем Екатерина Ивановна Арская была членом приходского совета Феодоровского собора и ближайшей помощницей о. Льва. Впервые ее арестовали 18 февраля 1932 года по делу братства и приговорили к трем годам концлагеря. После освобождения Е. Арская поселилась в г. Боровичи (ныне Новгородская обл.), так как проживание в Ленинграде было для нее запрещено. К этому времени в Боровичах уже жила княжна Кира Ивановна Оболенская, арестованная и осужденная на пять лет лагерей еще в 1930 году. Боровичи были тогда местом ссылки духовенства и церковных активистов-мирян Ленинграда. Все эти лица, в том числе Е. Арская и К. Оболенская, вместе с духовенством Боровичей были арестованы осенью 1937 года (всего около 60 человек) и объявлены состоящими в контрреволюционной организации. Арестованные подвергались многочасовым допросам и пыткам, которые смогли выдержать только две женщины - Екатерина Арская и Кира Оболенская. Они до конца отрицали свою вину и отказывались давать ложные показания. 17 декабря 1937 года обе святые (вместе с еще 50 осужденными по Боровичскому делу) были расстреляны.

Почти все руководители братства - архиепископ Иннокентий (Тихонов), архимандрит Лев (Егоров), архимандрит Варлаам (Сацердотский), иеромонах Вениамин (Эссен), иеромонах Сергий (Ляпунов), кроме будущего митрополита Гурия (Егорова) - погибли в 1936-1938 годах. Фактически полностью было уничтожено и первое поколение молодых монахов, принявших постриг до 1932 года, за исключением архимандрита Серафима (Суторихина). В основном уцелели те братчики, которые на момент разгрома еще были подростками. Именно из их числа вышли четыре будущих видных архиерея - митрополит Иоанн (Вендланд), митрополит Леонид (Поляков), архиепископ Никон (Фомичев), архиепископ Михей (Хархаров). В определенной степени к ним можно отнести также архиепископа Михаила (Мудьюгина), мать которого, Вера Николаевна, была активным членом Александро-Невского братства и даже подвергалась за это аресту, а также ныне здравствующего митрополита Волгоградского и Камышинского Германа - духовного сына Владыки Гурия (Егорова), с детских лет росшего среди переехавших в Среднюю Азию членов братства. Несколько юных братчиков стали в дальнейшем священниками. Семена, посеянные братскими отцами, дали свои благодатные всходы. Если бы не ужасные репрессии 1930-х годов, таких «всходов» было бы гораздо больше.

Даже после разгрома 1932 года Александро-Невское братство не исчезло полностью. При поселившемся после освобождения в 1933 году в Средней Азии архимандрите Гурии (Егорове) возникла община его духовных детей - бывших братчиков и братчиц, насчитывавшая около 20 человек и просуществовавшая до середины 1940-х годов. Большинство из них позднее приняло монашеский постриг.

Избежавшие репрессий и оставшиеся в Ленинграде члены братства уже не собирались вместе и не занимались организованной благотворительностью, хотя в индивидуальном порядке продолжали помогать арестованным за веру, а также обучать детей Закону Божию. Они поддерживали друг друга морально и материально, старались хранить верность братским правилам и берегли память о своих погибших в лагерях духовных отцах. Последними из активных членов Александро-Невского братства ушли из жизни: в 1993 году в Санкт- Петербурге - Лидия Александровна Мейер, дочь известного философа, возглавлявшего в 1920-е годы тайное религиозно-философское общество «Воскресенье», и в 2005 году - архиепископ Ярославский Михей (Хархаров), до конца своих дней свято хранивший память о братстве.

Несмотря на то, что со времени деятельности Александро-Невского братства прошло более 80 лет, изучение его истории имеет не только научное значение. Чрезвычайно важно увековечить память невинно пострадавших за веру - расстрелянных, умученных, заключенных в лагеря и тюрьмы, отправленных в ссылку, изгнанных с мест проживания, с работы и т.д. Кроме того, сейчас, в период нового расцвета братского дела в России, может быть учтен и использован опыт работы ранее существовавших православных братств, в том числе одного из самых значительных из них - Александро-Невского.

Особенное значение этот опыт приобретает в связи с воссозданием братства при Свято-Троицкой Александро-Невской Лавре. Инициативная группа по его возрождению была сформирована 11-13 июля 2008 года на форуме соотечественников «Русский Царьград». 18 ноября того же года Епархиальный совет Санкт-Петербургской епархии одобрил ходатайство наместника Лавры архимандрита Назария о возрождении деятельности Александро-Невского братства, и в тот же день митрополит Санкт-Петербургский и Ладожский Владимир благословил его воссоздание. Официальная регистрация произошла в декабре 2009 года.

С самого начала работы возрожденное братство участвовало в подготовке к празднованию 300-летия Свято-Троицкой Александро-Невской Лавры и 800-летия со дня рождения святого благоверного великого князя Александра Невского, развернуло активную духовно-просветительную и социальную деятельность.

Примечания:

(1) Митр. Иоанн (Вендланд). Митр. Гурий (Егоров). Воспоминания. Ярославль, 1980-1981. Рукопись. С. 10.

(2) Российский государственный исторический архив (РГИА). Ф. 815, оп. 11-1918, д. 70, л. 16, оп. 14, д. 98, л. 10-11, д. 163, л. 34-36.

(3) Архив Управления Федеральной службы безопасности Российской Федерации по Санкт-Петербургу и Ленинградской обрасти (АУФСБ СПб ЛО), д. П-88399. Т. 2, л. 50.

(4) РГИА, ф. 815, оп. 14, д. 114, л. 4. 5 АУФСБ СПб ЛО, д. П-88399. Т. 2, л. 517-529;

(5) Антонов В. В. Приходские православные братства в Петрограде (1920-е годы) // Минувшее. Вып. 15. М.-СПб., 1993. С. 427.

(6) Антонов В. В. указ. соч. С. 431.

(7) АУФСБ СПб ЛО, д. П-88399. Т. 1, л. 29. Т. 2, л. 150, 154, 525-527.

(8) Там же. Д. П-24095, л. 89, 117-118, 214, 226.

(9) Там же. Д. П-68567. Т. 2, л. 24-25.

(10) Там же. Т. 4, л. 340-341.

(11) Мещерский Н. А. На старости я сызнова живу: прошедшее проходит предо мною... Л., 1982. Рукопись. С. 23.

(12) АУФСБ СПб ЛО, д. П-68567. Т. 2, л. 8. Т. 4, л. 281-282.

(13) Там же. Т. 2, л. 212, 440-455.

Журнал "Верующий разум" №2(2)

Родился в мещанской семье, отец был владельцем артели петербургских ломовых извозчиков. В семье было пятеро детей, в том числе Николай (будущий профессор теоретической механики в технологическом институте Петербурга), Леонид (будущий архимандрит Лев), Вера, Василий. Родители рано умерли, дети воспитывались у дяди, который был заведующим Александро-Невским рынком.

В 1911 году окончил Санкт-Петербургское Петровское коммерческое училище с званием кандидата коммерческих наук. Отказался от выгодных карьерных предложений, желая принять монашество. Поехал в Оптину пустынь к старцу иеросхимонаху Анатолию, а затем посетил известного протоиерея Егора Коссова. Эти встречи утвердили его в стремлении стать монахом и священника.

В 1912 году поступил в Санкт-Петербургскую духовную академию. В 1914-1915 годах, прервав обучение, служил на фронте братом милосердия, заболел туберкулезом легких и после лечения вернулся в академию. 4 декабря 1915 пострижен в монахи и 6 декабря рукоположен во иеромонаха. В 1917 окончил Петроградскую духовную академию, кандидат богословия.

Александро-Невское братство

Получив священный сан, отец Гурий развил очень энергичную пастырскую деятельность. Ему было поручено священнослужение (по воскресеньям и праздничным дням) в женском монастыре, находящемся в Лужском уезде, близ ст. Плюсса, сравнительно недалеко от Петрограда. Ко времени посвящения о. Гурия уже имел священный сан его брат Леонид, также постригшийся в монахи с именем Лев. К двум отцам - Льву и Гурию - присоединился иеромонах Иннокентий (Тихонов), получивший архиерейский сан. Братья Егоровы (так скоро стали называть в народе отцов Льва и Гурия) развили вместе с о. Иннокентием интенсивную миссионерскую деятельность.

Они «пошли в народ», то есть обратились преимущественно к рабочим и к самому бедному, деклассированному и злоупотребляющему алкоголем люду. Местом их деятельности стал теперешний Литовский проспект. Там братья сняли комнату и проводили в ней беседы для народа - рассказывали те или иные события из Священной истории, сопровождая это показом диапозитивов, вели беседы о жизни, преимущественно выступая против алкоголизма. Отец Иннокентий любил разъяснять богослужение. Естественно, что к этому дому примкнули активисты, которые стали называть себя «Братством святого Александра Невского», в котором, впрочем, не было организационных форм. Каждый близкий к деятельности «братьев Егоровых» мог назвать себя членом этого братства.

После окончания академии был принят в братию Александро-Невской Лавры. С 1922 - архимандрит; настоятель Крестовой митрополичьей церкви.

Аресты и ссылки

1 июня 1922 года был арестован. 4 января 1923 года осужден к трем годам ссылки в Туркмению. Вернувшись в Ленинград, отец Гурий был назначен настоятелем киновии Александро-Невской Лавры, расположенной на правом берегу Невы (1925-1926 годы). В 1926-1928 гг. - настоятель церкви Киевского подворья. Вокруг него, его брата Льва и о. Варлаама (Сацердотского) снова группировались верующие из Александро-Невского братства. Арестован 27 мая 1927 года (по делу богословско-пастырского училища), а затем 24 декабря 1928 года. Приговорен 22 июля 1929 года к заключению в лагерь сроком на 5 лет. Отбывал свой срок на строительстве Беломорканала, вначале был лесорубом, затем, как человек, знающий бухгалтерию, был переведен в контору, работал бухгалтером и кассиром.

Жизнь в Средней Азии

После освобождения жил у родственников в Ташкенте и Фергане. Служил литургию в домашних условиях по благословению митрополита Арсения (Стадницкого). Вокруг него создалась небольшая община, в которую входил, в частности, будущий митрополит Иоанн (Вендланд), которого архимандрит Гурий постриг в монашество. С 1944 служил открыто. В 1944 стал настоятелем Покровского собора Самарканда, исполнял обязанности секретаря епархиального управления.

Наместник лавры

С 1945 года - почетный настоятель Ильинской церкви в Загорске (ныне вновь Сергиев Посад). В этот период написал работу «Патриарх Сергий как богослов», позднее опубликованную в книге «Патриарх Сергий и его духовное наследство». М., 1947. В 1945-1946 годах - наместник вновь открытой Троице-Сергиевой Лавры. На этом посту активно восстанавливал монашеские традиции.

Архиерей

25 августа 1946 хиротонисан в московском Богоявленском соборе во епископа Ташкентского и Средне-Азиатского; с 25 февраля 1952 - архиепископ. В период его архиерейства в епархии служили многие выдающиеся священники - Иоанн (Вендланд), будущий епископ Стефан (Никитин), протоиерей (затем архимандрит) Борис (Холчев) и др.

Участвовал в Совещании глав и представителей православных церквей в связи с празднованием 500-летия автокефалии Русской православной церкви, где выступил с содокладом на тему «Отношение Православной церкви к англиканской иерархии». Был противником экуменизма и западного влияния на Русскую церковь.

С 26 января 1953 - архиепископ Саратовский и Сталинградский; с 31 мая 1954 года - Черниговский и Нежинский, с 19 октября 1955 года - Днепропетровский и Запорожский. С 21 мая 1959 года - митрополит Минский и Белорусский; с 19 сентября 1960 - Ленинградский и Ладожский. В этот период был уже серьезно болен, не мог противостоять антицерковной кампании власти, инициированной Н. С. Хрущевым. Попросил перевести его в более спокойную епархию.

С 14 ноября 1961 - митрополит Симферопольский и Крымский. Одновременно управлял Днепропетровской епархией. Несмотря на болезнь, часто совершал богослужения. Скончался в Симферополе, погребен на городском Всехсвятском кладбище.

Скончался 12 июля 1965 года; погребён 15 июля: богослужение возглавил митрополит Иоанн (Кухтин) (бывший Пражский).

Отец Лев (в миру Леонид Михайлович Егоров) известен, прежде всего, как один из главных основателей и руководителей Александро-Невского братства. Без преувеличения можно констатировать, что это братство было уникальным явлением не только в истории Петербургской епархии, но и Русской Православной Церкви первых послереволюционных десятилетий в целом. Находясь под «дамокловым мечом» репрессий в течение всех лет своего существования, оно проявляло удивительную активность и разнообразие видов работы. История братства свидетельствует о том, что оно было одной из самых оптимальных организационных форм внешней деятельности верующих в условиях безбожных гонений и известном смысле представляло собой стержень жизни епархии, на протяжении четырнадцати лет играя заметную роль во всех важнейших событиях этой жизни, в частности, активно борясь с обновленческим расколом, и, противодействуя иосифлянскому разделению. Подобные братства возникали в соответствии с решением Всероссийского Поместного Собора 1917-1918 гг., в Петроградской епархии процессом их создания активно руководил священномученик митрополит Вениамин (Казанский).
Александро-Невское братство было образовано при Лавре из мирян, как мужчин, так и женщин, под руководством монахов, и в первое время одной из его главных функций являлась защита обители от посягательств безбожников. Затем – в 1919-1921 гг. – ему принадлежала центральная роль в создании и деятельности союза православных братств Петроградской епархии. Именно на него ориентировались все другие подобные объединения верующих. В эти же и последующие годы Александро-Невское братство неустанно стремилось привлечь в церковную среду представителей различных слоев интеллигенции, сблизить их с ученым монашеством, в чем и добилось заметных успехов. Братчики и братчицы имели постоянную тесную связь с возникшими после революции новыми формами духовного образования – Богословским институтом, разнообразными курсами и т.д., но особенно крепкой эта связь была с заменившим осенью 1918 г. закрытую Духовную семинарию Богословско-пастырским училищем, где члены братства составляли значительную часть учащихся и преподавателей, в число которых входил и архим. Лев.

Следует отметить также, что Александро-Невское братство в определенном смысле представляло собой звено в ряду полулегальных религиозно-философских кружков и обществ, существовавшей в 1920-е годы в северной столице. Оно имело в своем составе особый православный религиозно-философский кружок. Важным направлением деятельности братства являлось создание полулегальных монашеских общин в миру, а также монашеские постриги молодых людей (в том числе тайные) с целью сохранения института монашества в условиях массового закрытия существовавших ранее обителей. Первые две общины сестер были созданы осенью 1922 г., затем в конце 1920-х - начале 1930-х гг. возникли еще несколько небольших общин. Особенно активно в эти времена проводились тайные постриги, которые в основном совершал о. Лев. Братские отцы всегда считали одной из основных своих задач подготовку молодых образованных священнослужителей, что в условиях ограничения, а затем и полной ликвидации духовного образования позволило бы сохранить кадры духовенства, способного в будущем осуществить возрождение Церкви. Деятельность братства очень помогала сплочению верующих всех возрастов и сословий перед лицом яростных антицерковных гонений. Это было удивительно дружное сообщество людей, трудившихся ради Христа и во имя любви к ближним, где само слово «брат» понималось в его истинно евангельском смысле.

Именно с Александро-Невским братством была связана большая часть пастырского служения архимандрита Льва. Он и его брат – будущий митрополит Гурий (в миру Вячеслав Михайлович) родились в селе Опеченский посад Боровичского уезда Новгородской губернии в семье владельца артели ломовых извозчиков, соответственно 26 февраля 1889 г. и 1 июля 1891 г. Братья рано осиротели, и их взяли на воспитание проживавшие в Петербурге бездетные дядя Я.С. Селюхин, заведующий Александро-Невским рынком и его жена О.А Селюхина. Со временем Леонид закончил историко-филологический факультет Петербургского университета, где был учеником профессора Державина, занимаясь у него методикой русского языка; затем в 1915 г. поступил в Духовную Академию и проучился там 3 курса. Одновременно, будучи студентом, преподавал словесность в средних ученых заведениях столицы. В 1915 г. Леонид был пострижен в монахи Александро-Невской Лавры с именем Лев, возведён в сан иеродиакона и иеромонаха (в этом же году принял монашеский постриг с именем Гурий его младший брат Вячеслав).

Уже в 1916 г. братья Егоровы (как скоро стали называть в народе отцов Гурия и Льва) с разрешения Епархиального начальства развили вместе с иеромонахом Иннокентием (Тихоновым) очень интенсивную миссионерскую деятельность. Они "пошли в народ", то есть обратились к рабочим и деклассированным беднякам, проживавшим в районе Лиговского пр. На Лиговке молодые иеромонахи сняли за дешёвую плату комнату и стали проводить в ней беседы для местных жителей. Один из духовных детей о. Гурия – митрополит Ярославский и Ростовский Иоанн (Вендланд) писал в своих воспоминаниях: "Там братья …рассказывали те или иные события из Священной истории, сопровождая это показом диапозитивов, вели беседы о жизни, преимущественно выступая против алкоголизма. Отец Иннокентий любил разъяснять богослужения. Естественно, что к этому дому примкнули активисты, которые стали называть себя "Братством святого Александра Невского". Это братство было совершенно лишено каких-либо организационных форм. В нём не было ни председателя, ни секретаря, ни учёта членов общих собраний. Каждый близкий к деятельности "братьев Егоровых" мог называть себя членом этого братства. Имя святого Александра Невского, его героическая жизнь, его церковность и патриотизм объединяли "братьев" и "сестёр". Организацией это братство нельзя было назвать. Судя по тому, что очень многие посещали беседы "братьев Егоровых", можно сказать, что их дело имело успех"

На лето 1916 г. братья получили от Епархиального начальства в своё распоряжение старую баржу, стоявшую на Малой Невке. В ней была устроена временная церковь, совершались литургии и проводились беседы. Продолжая подобную деятельность, иеромонах Лев вместе с отцами Гурием и Иннокентием создал 8 марта 1918 г. при Александро-Невской Лавре молодежный кружок. Теперь миссионерская деятельность трёх молодых иеромонахов приняла несколько другие, чем до революции, формы. Они не "ходили в народ", зато народ шёл к ним. В частности, в состав кружка вошли многие ученицы Епархиального женского училища. Митрополит Иоанн (Вендланд) писал об этом периоде 1918 г. "По городу разнеслась слава о "братьях Егоровых". Однажды отец Гурий представился митрополиту Антонию Храповицкому, которого раньше не знал. Когда он назвал свою фамилию, митрополит воскликнул: "А, братья Егоровы, как вас не знать, вся Россия знает братьев Егоровых!" В те годы отец Гурий познакомился со Святейшим Патриархом Тихоном: несколько раз он ездил к Патриарху в Москву по поручениям Петроградского митрополита Вениамина. Был такой единственный случай, когда Патриарх Тихон [в мае-июне 1918 г.] приехал в Петроград. Митрополит Вениамин представил ему отцов Иннокентия, Гурия и Льва. Патриарх сказал: "Ну кто же их не знает, Иннокентия, Гурия и Льва. Их надо выдвигать"

В январе 1919 г. Владыка Вениамин предоставил членам кружка находившуюся при его покоях Крестовую митрополичью церковь Успения Пресвятой Богородицы. А 1 февраля при этом храме и было окончательно образовано Александро-Невское братство.

Весной 1918 г. о. Лев еще числился слушателем Духовной Академии, но свою учебу в ней завершить не смог из-за ее закрытия. Поскольку занятия в Академии прекратились, 30 мая Духовный Собор Лавры постановил «в нужных случаях» назначать иеромонаха к служению заказных литургий и других служб по обители. Служение это было столь ревностным, что уже 5 ноября 1918 г. наместник Лавры архимандрит Виктор (Островидов) ходатайствовал перед митрополитом о награждении о. Льва набедренником, так как он «с особым усердием принимает участие в чтении и пении на клиросе за всенощными бдениями и в проповедничестве». И 7 ноября свмч. митрополит Петроградский Вениамин поставил на прошении утверждающую резолюцию. Молодой иеромонах неоднократно выполнял различные поручения Владыки, так 18 октября 1919 г. он был временно командирован для восстановления монастырской жизни во Введенско-Оятском монастыре Петроградской епархии. 22 февраля 1920 г. о. Льва избрали секретарем приходского совета храмов Лавры, а в 1921 г. он также исполнял послушание заведующего складом обители.

Но важнейшей частью пастырской деятельности о. Льва оставалось окормление членов Александро-Невского братства. Он служил в лаврской Крестовой митрополичьей церкви, являвшейся центром братской жизни. Позднее о. Лев (Егоров) на допросе 27 июня 1922г. указал, что основными целями братства являлись: 1. "чисто церковное возрождение церковного богослужебного устава", 2. "борьба с торгашеством в церкви" (отсутствие продажи свечей и просфор, бесплатное совершение треб), 3. "реформа церковного пения" - отказ от светского исполнения партиями и " пение по обиходу", чтобы "народ легко мог петь с нами". Члены братства бескорыстно исполняли все обязанности по обслуживанию своего храма - пономарей, певцов, выносящих свечи, чтецов и т.д.

За каждой службой обязательно произносились проповеди. Интересный пример их воздействия в 1920 г. привел в своих воспоминаниях митр. Иоанн (Вендланд): "Каждый иеромонах говорил проповеди. И народ валил валом. А рядом стоял огромный Троицкий собор Александро-Невской Лавры, вмещавший 10 000 человек. Его возглавлял наместник митрополита - архимандрит Николай (Ярушевич). Он отличался очень красивыми проповедями. Однажды в обоих храмах одновременно проводился сбор денег на Богословский институт. В Крестовой церкви перед сбором проповедь произнес отец Лев. Он сказал: "Давайте не то, что вы приготовили для нищих, а все, что у вас есть в кошельках." Слово отца Льва было потрясающим по своей силе, и многие действительно вытряхивали свои кошельки над блюдом. Одного блюда не хватило, к нему пришлось прибавить второе. Когда этот сбор отправляли в собор, оказалось, что в маленькой Крестовой церкви собрали больше, чем в большом соборе."

В начале 1920 г. в составе братства был создан занимавшийся богословскими проблемами кружок св. Иоанна Златоуста, заседания которого проходили по средам. Этот кружок вероятно входил в занимавшееся богословскими проблемами "Содружество под покровительством святого Василия Великого", председателем которого был старший из братьев Егоровых Николай Михайлович (профессор математики), а духовным руководителем о. Лев. К февралю 1921 году состоялось несколько заседаний содружества. Просветительская деятельность братства состояла не только в устройстве лекций, диспутов и т.п., но и главным образом в церковной работе с детьми. И возглавлял ее иеромонах Лев. Братчики делали все возможное, чтобы после запрещения изучения Закона Божия в школах, в народе не угас огонь веры. По благословению митрополита Вениамина для детей и подростков были заведены специальные кресты, хоругви, иконы и облачения. Дети участвовали в богослужениях и крестных ходах. Лаврские иноки и миряне из братства вели 69 детских кружков, в которых изучался Закон Божий. Эти занятия проходили в основном по воскресеньям в помещениях при Крестовой митрополичьей церкви. Много внимания уделялось катехизации детей - их учили церковному пению, церковно-славянскому языку, проводили для них говение и отдельную литургию, на которой дети пели, читали и помогали священнику.

Характерно, что в первом выпуске "Приходской хроники" Александро-Невского братства от 14 марта 1920 г. главное внимание уделялось именно работе с детьми: «Приходской Совет, выслушав и обсудив содержательный и живой доклад о. Льва о религиозном просвещении детей, избрал просветительную комиссию и будет всячески содействовать и вдохновлять миссию, как среди детей, так и среди взрослого населения... Решено привлечь для работы среди детей, прежде всего, самих членов Приходского Совета. Они могут организовывать группы детей и у себя на дому для занятий Законом Божиим. Высказано пожелание об организации легких подвижных религиозных библиотек для временного пользования ими в ближайших к Лавре домах. Признана за пением (не только церковным) огромная сила. Решено по просьбе К.Н. Михайловой взять на прокат пианино. Поручено о. Льву как-нибудь добиться возможности ознакомиться с деятельностью среди детей в Коломенском, Скорбященском и у о. И. Егорова приходах».

В качестве примера последующей активной работы с детьми можно привести устроенный для них 2 мая 1920 г. вечер в помещении при Крестовой церкви. В программу вечера входили: инсценировка рассказа А.П. Чехова "Ванька", выступление детского хора, исполнившего несколько стихотворений религиозного содержания, чтения о. Львом назидательного рассказа "Да будет Воля Твоя", пение псалмов сестрами Крыловыми и выступление артиста Д.Д. Нератова.

Активно откликнулось братство на охвативший Советскую Россию после окончания гражданской войны голод. 11 марта 1922 г. наместник Лавры архимандрит Николай (Ярушевич) обратился к митрополиту Вениамину с рапортом: "Сыновне испрашиваю благословение Вашего Высокопреосвященства на открытие при Лавре питательного пункта для голодающих на средства богомольцев Св. Духовской и Крестовой церквей и при участии представителей тех и других. Добровольные пожертвования на это дело уже начались. Во главе этого дела, в качестве заведующего пунктом мог бы встать, если угодно будет благословить Вашему Высокопреосвященству, иеромонах Лев". Уже на следующий день - 12 марта Владыка написал на рапорте резолюцию: "Господь да благословит добрым успехом святое начинание" и назначил заведующим питательным пунктом о. Льва (Егорова).

Забота об арестованных и осужденных выражалась в материальной помощи им и духовной поддержке, которая осуществлялась как при личных свиданиях с заключенными в тюрьме, так и опосредованно. На допросе 27 июня 1922 г. о. Лев сообщил, что в помощи тем заключенным, которых они знали, члены братства старались никогда не отказывать.

В первые послереволюционные годы в Петрограде кроме Александро-Невского возникло еще несколько православных братств. 5 мая 1920 г. в Лавре, после молебна и приветствия митрополита Вениамина, в помещении при Крестовой церкви открылась первая общебратская конференция, на которой было принято совместное решение об объединении в союз всех существующих городских братств "на почве религиозно-просветительной и благотворительной деятельности" и о создании совета.

Во время заседаний работали пять секций, и одну из них – по работе с детьми – возглавлял о. Лев, который таким образом фактически был признан руководителем этого направления церковной деятельности в Петрограде. На конференции был принят примерный общебратский устав написанный отцами Иннокентием, Гурием и Львом и основанный на изданном в 1915 г. уставе "Православных миссионерских братств во имя Воскресения Христова, учреждаемых при церквах Петрограда", а также выбран совет общебратского союза. При нем действовало несколько секций: духовной жизни, миссионерская, богословская, просветительная, детская, библиотечная и административно-организационная. В секции входили не только члены совета и заседали они от него отдельно. Свои заседания совет проводил ежемесячно, под председательством одного из членов. Высшим органом союза было общебратское собрание, которое устраивалось не реже одного раза в год и выбирало совет, куда на правах несменяемых членов обязательно входили духовные руководители братств, трое из которых - иеромонахи Иннокентий, Гурий и Лев - практически вершили все дела в самом совете, призванном "служить объединяющим центром всех братств" и "разрешать всевозможные вопросы братской практики".

В совете общебратского союза о. Лев состоял вплоть до его ликвидации весной 1922 г. при этом молодой иеромонах активно занимался работой не только с детьми и молодежью, но и миссионерской преподавательской деятельностью. С осени 1918 по июль 1922 г. он читал лекции по Русской литературе в Богословско-пастырском училище. 28 марта 1922 г. по предложению иеромонаха Льва совет общебратского союза решил, что "необходимы элементарные общедоступные курсы, дающие возможность каждому православному защищать свою веру", для чего следует "организовать центральное содружество для более серьезного изучения вопроса».

В апреле –июле 1921 г. о. Лев был членом организационного бюро 2-й общебратской конференции Петроградской епархии, исполняя обязанности организатора детской секции. Кроме того, ему поручили составлять новую братскую молитву. Активно участвовал о. Лев и в работе конференции, состоявшейся в начале августа 1921 г. А с 18 августа 1921 г. до лета 1922 г. он состоял в образованном при Феодоровском соборе мужском монашеском кружке Петроградской епархии, имевшем своей целью «выяснение вопросов монашеской жизни и распространение идей монашества, особенно среди учащихся». К 1 апреля 1922 г. на собраниях кружка было прочитано 13 докладов, главным образом, по истории монашества, часть которых произнес о. Лев.

Кипучая пастырская деятельность молодого иеромонаха была прервана в июне 1922 г. в связи с началом кампании изъятия церковных ценностей и организованного высшими органами коммунистической партии и ГПУ так называемого обновленческого раскола. После ареста Патриарха Тихона и вынужденного отказа его 12 мая 1922 г. от руководства Православной Церковью обновленцы более года доминировали в церковной жизни страны. Во многих районах, в том числе в Петрограде, они первоначально встретили решительное сопротивление. 28 мая митрополит Вениамин (Казанский) в своём послании к пастве отлучил петроградских обновленцев от Церкви. Именно это стало основной причиной его ареста. С 10 июня по 5 июля 1922 г. в городе проходил судебный процесс над 86 священнослужителями и мирянами. Их обвиняли в организации сопротивления изъятию церковных ценностей. Надуманность процесса была очевидна, однако власти хотели любым путём, не считаясь с законностью, подавить всякое возможное сопротивление.

Поэтому репрессии обрушились и на многих руководителей и активистов петроградских братств, прежде всего наиболее близкого митрополиту Александро-Невского братства. Уже 31 мая – в день ареста Владыки Вениамина в ГПУ поступил донос осведомителя: "В городе идёт агитация против прогрессивного духовенства. Агитацией руководят монахи из Лавры: архимандрит Гурий, иеромонах Лев, доктор Советов (в монашестве иеромонах Пантелеимон, кажется); ответственные братчицы: Вера Николаевна Киселёва, Евгения Сергеевна Миллер, Ольга Осиповна Костецкая (живут в бывшей Духовной Академии). Во главе братства стоит епископ Иннокентий, главный вдохновитель последнего воззвания Вениамина (об отлучении группы прогрессивных священников)».

И через несколько часов после ареста митрополита – ранним утром 1 июня агенты ГПУ схватили епископа Иннокентия, о. Гурия, В. Киселёву, Е. Миллер, О. Костецкую, а также наместника Лавры епископа Николая (Ярушевича). Правда, последнего через день освободили, остальных же стали подвергать усиленным допросам, стремясь сфабриковать отдельное дело православных братств. В связи с этим производились новые аресты. 3 июня в 4 часа утра в Лавру вновь явились агенты ГПУ и предъявили ордер на обыск и арест о. Льва (Егорова), но найти его не смогли. Это же повторилось на следующую ночь. По подозрению в укрывательстве был задержан правитель дел Духовного Собора Лавры иеромонах Иларион (Бельский), а 16 июня всё-таки арестован и о. Лев. При задержании у него изъяли незаконченное письмо с описанием случившихся трагических событий: "В ночь с четв[ерга] на пятн[ицу]…Вл[адыка] Митр[ополит] был арестован. Обыск длился с 12-4. По дороге я принял благословение. "Прощайте!" – сказал он тихо. Посадили в автомобиль и увезли на Шпалерную. Через 1/2 часа начался обыск у Вл[адыки] Иннокентия и о. Гурия. Их и 3-х сестёр из Акад[емии] увезли на Гороховую. За мной приходили в две следующие ночи. Вл[адыка] Митр[ополит] обвиняется в написании и распространении первого своего обращения к пастве, что он "возбуждал бурж[уазные] элем[енты] против распоряжений советск[ого] раб[оче]-кр[естьянского] правительства", и результатом чего явились кровавые расправы с помголистами. На допросе и на суде Вл[адыка] М[итрополит] всю «вину» берёт на себя".

Проведенные допросы и обыски более 40 арестованных по делу православных братств мало что дали следственным органам. Отца Льва допрашивали дважды – 27 июня и 17 августа. Как и большинство других обвиняемых он не видел ничего предосудительного и запретного в протекавшей совершенно открыто и по сути легально деятельности братств и поэтому многое рассказал о ней, но отверг какие-либо обвинения в контрреволюции.

Доказать противодействие членов братств изъятию из храмов ценностей не удалось. Практически все арестованные говорили на допросе о своей полной непричастности к сопротивлению этой акции. 26 июля 1922 г. следователь Киров составил первое обвинительное заключение на 32 человека. Оно было наполнено резкими и, как правило, ничем неподкреплёнными и недоказанными обвинениями членов братств в контрреволюционной деятельности. Организация первого братства при Александро-Невской Лавре в годы гражданской войны уже объявлялась "преступлением". В этом плане трактовалось и проведение общих братских собеседований, создание примерного устава и т.п.

Голословность обвинений была очевидной. К моменту составления заключения 5 арестованных уже выпустили из Дома предварительного заключения. А 21 августа были освобождены под подписку о невыезде почти все остальные обвиняемые кроме 7 человек, в том числе о. Льва. И тем не менее ГПУ передало дело в трибунал. 24 августа это дело № 1472 по обвинению 33 членов братств в контрреволюции рассмотрел следователь Петроградского губернского революционного трибунала Лютер. В вынесенном им постановлении "контрреволюционность" братчиков мотивировать и доказать не удалось. Лютер лишь утверждал, что "при Крестовой церкви в Ал[ександро]-Н[евской] Лавре существовала нелегальная религиозная организация "Братство"… и главные руководители и организаторы нелег[альной], религ[иозной] орг[аниза]ции "Братство" Тихонов, Егоровы Лев и Гурий, обвиняются в организации нелег[альной] орг[аниза]ции "Братство", а остальные в принадлежности к нелегальной организации "Братство". При этом следователь был вынужден признать, "что совершённые преступные деяния по своему характеру неподсудны суду Трибунала", то есть для организации судебного процесса попросту нет материала. Дело было отправлено обратно в ГПУ для доследования.

Но и доследование не привело к желаемым для властей результатам – арестованных не рискнули вывести на суд. В результате 14 сентября 1922 г. Петроградское губернское отделение ГПУ на закрытом заседании постановило выслать 7 обвиняемых из Петроградской губернии на 2 года "как политически неблагонадёжных", в том числе о. Гурия, еп. Иннокентия – в Архангельскую губ., а о. Льва – в Оренбургскую губ. В отношении других 26 человек дело было прекращено.

Но вынесенное решение нуждалось в утверждении со стороны центральных инстанций. Поэтому 4 января 1923 г. было составлено уже третье обвинительное заключение, в котором арестованные вновь обвинялись в агитации против изъятия церковных ценностей, распространении "контрреволюционного воззвания Вениамина" от 12 марта 1922 г., подрыве авторитета советской власти и т.п. В этот же день Комиссия НКВД по административным высылкам утвердила постановление ПГО ГПУ, но 23 февраля 1923 г. вынесла новое постановление о том, что обвиняемые "признаны виновными в агитации против изъятия церковных ценностей, в клевете, что соввласть заключила соглашение с обновленческим церк[овным] движением, в организации шествия верующих в знак протеста против ареста митр[ополита Вениамина]". В результате трём осуждённым ужесточили наказание, а некоторым другим изменили места ссылки.

Отец Лев отбывал почти двухлетнюю ссылку сначала в Оренбургской губернии, а затем в Западно-Казахстанской области у озера Эльтон. Во время его отсутствия в Петрограде, несмотря на репрессии, деятельность Александро-Невского братства не прекращалась, а в 1925 г. вновь начала оживляться. Один за другим из ссылки возвратились все три основателя братства. Первым – ещё в конце 1924 г. был освобождён и приехал из Западно-Казахстанской области в Ленинград иеромонах Лев. Но он первоначально устроиться в штат какого-либо храма не смог и до осени 1926 г. служил периодически, в качестве приписного священника для совершения ранних обеден. Занимался о. Лев в то время также переплётным делом. Позднее в его лагерной карточке 1930-х гг. в качестве светских специальностей были указаны: педагог, переплетчик (стаж 2 года) и счетовод (стаж 4 года).

На 1926-1928 гг. пришелся новый, относительно благоприятный период существования братства. Конечно, его жизнь и деятельность официально оставалась нелегальной, но в то же время прямо не преследовалась. Несмотря на арест и ссылку епископа Иннокентия, Александро-Невское братство по-прежнему возглавляли три находившихся между собой в тесном духовном общении и единстве руководителя – отцы Гурий и Лев (Егоровы) и о. Варлаам (Сацердотский). В октябре 1926 г. отца Льва назначили настоятелем одного из крупнейших соборов северной столицы храма Феодоровской иконы Божией Матери в память 300-летия царствования Дома Романовых на Миргородской ул. Постепенно туда перешла большая часть членов братства и в 1930 г. два братских хора. О. Лев также был возведен в сан архимандрита и с марта 1926 г. стал исполнять обязанности благочинного, преподавателя Русской литературы и члена педагогического совета Богословско-пастырского училища.

В начале 1926 г. молодые ученые Никита Мещерский и Ростислав Лобковский организовали монашеский кружок (кружок по изучению монашества) имени Иоанна Лествичника. Первоначально, до осени 1926 его возглавлял о. Лев (Егоров). По свидетельству Мещерского занятия кружка проходили следующим образом: «Каждый раз мы правили канон Иоанну Лествичнику. Во-первых, обязательно читали (с комментариями) главу из Лествицы. Затем по очереди делали доклады по истории русского монашества XVIII-XIX вв. – о Серафиме Саровском, Амвросии Оптинском, Игнатии Брянчанинове… Когда нас посадили, это было главное, что нам вменяли, это был главный состав нашего преступления. Этот кружок особенно активно собирался в 1926-1928 гг. После 1928 г. по разным причинам мы его «свернули», собирались изредка».

Весной 1927 г. отец Лев был арестован во второй раз. В это время в Богословско-пастырском училище обучалось около 70 человек, и его популярность стала вызывать раздражение у властей. В конце апреля заведующий районным церковным столом написал городскому руководству заявления о необходимости закрыть Высшие Богословские курсы и Богословско-пастырское училище, так как они «готовят врагов советской власти». Ликвидировать эти учебные заведения в то время власти не решились, но поручили ГПУ сфабриковать «дело Богословско-пастырского училища». Аресты по нему проходили в основном в мае-июне 1927 г. и серьезно затронули Александро-Невское братство. 27 мая агенты ГПУ арестовали архимандритов Гурия и Льва, за решеткой также оказались архиеп. Гавриил (Воеводин), еп. Григорий (Лебедев), несколько преподавателей и учащихся.

Суть обвинения заключалась в том, что Владыки Гавриил и Григорий через педагогический совет Богословско-пастырского училища и учащихся (преимущественно из дворян) якобы организовали кружок «Ревнителей истинного православия», «на который возлагалась обязанность массового выступления при закрытии по требованию рабочих церквей, при передаче церквей другим течениям» (т.е. обновленцам) и т.п. Архим. Гурий также обвинялся в хранении и распространении лекций контрреволюционного содержания, а архим. Лев в проведении антисоветской агитации посредством своих лекций. При обысках у некоторых учащихся и преподавателей были найдены отдельные образцы религиозного самиздата того времени – седьмое письмо к друзьям М. Новоселова (от 11 мая 1923 г.), антиобновленческие послания и др. Они дополнили «обвинительный материал».

Впрочем, допросы обвиняемых дали следствию немного. Архимандрит Лев, как и почти все остальные, свою вину категорически отрицал. Так, о. Гурий заявил, что ему о существовании при училище кружка «Ревнителей и ревнительниц истинного православия» ничего не известно.24 В конце концов «дело Богословско-пастырского училища» развалилось. 19 ноября 1927 г. всех арестованных освободили под подписку о невыезде, а через год – 10 ноября 1928 г. дело вообще было прекращено «за недостаточностью компрометирующего материала» и взятые подписки аннулированы.25 Но все учебные заведения Московской Патриархии к этому времени в Ленинграде (как и по всей стране) уже были закрыты.

Из хранящейся в следственном деле «Всесоюзного центра Истинного Православия» секретной переписки ОГПУ видно, что арестованные по «делу Богословско-пастырского училища» были освобождены с расчетом на то, чтобы они включились в набиравшее силу иосифлянское движение. Советскому руководству были выгодны любые новые расколы и разделения в Русской Православной Церкви, ослаблявшие ее единство. Поэтому на первых порах власти не препятствовали возникновению оппозиционного им церковного движения, получившего свое название по имени руководителя – митрополита Ленинградского Иосифа (Петровых). Иосифляне не признавали опубликованную в июле 1927 г. декларацию Заместителя Патриаршего Местоблюстителя митр. Сергия (Страгородского) о лояльности советской власти и отказывались поминать в храмах и эту власть и самого митр. Сергия.

Некоторые из освобожденных в ноябре 1927 г. стали активными участниками иосифлянского движения. Но все руководители Александро-Невского братства единодушно остались верны митр. Сергию. По их влиянием и практически все члены братства за редчайшим исключением не поддержали иосифлян. Эта позиция братских отцов оказала влияние на ситуацию в епархии в целом. Они даже переписывались с руководителями иосифлян, стараясь убедить их в неправильности занятой позиции. Так, архим. Лев (Егоров) обменивался письмами с мир. Иосифом. К сожалению, обращение к Владыке архимандрита не сохранилось, но хорошо известен ответ митрополита в феврале 1928 г.: «Дорогой Отче!… Не судите же меня строго и четко усвойте следующее: 1. Я отнюдь не раскольник и зову не к расколу, а к очищению Церкви от сеющих истинный раскол и вызывающих его. 2. Указание другому его заблуждений и неправоты не есть раскол, а, попросту говоря, введение в оглобли разнуздавшегося коня. 3. Отказ принять здравые упреки и указания есть действительно раскол и попрание истины…».

С рубежа 1928-1929 гг. ситуация, в которой служил о. Лев, существенно изменилась, быстро стала нарастать волна массовых гонений и репрессий против всех течений Русской Православной Церкви. Начали закрываться и церкви при ленинградских подворьях ликвидированных монастырей, хотя официально они уже давно считались приходскими. Так, в апреле 1930 г. была закрыта церковь подворья Творожковского монастыря, что стало тяжелым ударом для Александро-Невского братства. Архим. Варлаам (Сацердотский) и архиеп. Гавриил (Воеводин) перешли служить в Феодоровский собор. Туда же перешли и оба ранее бывших при Творожковском подворье братских хора. Регентом хора правого клироса был назначен иеромонах Серафим (Суторихин), окормлять его певчих стал настоятель собора Лев (Егоров). Хором же левого клироса регентовала Вера Киселева, а духовным отцом певчих был архим. Варлаам.

На допросе 28 февраля 1923 г. о. Варлаам так охарактеризовал последние годы существования братства: «После ареста Гурия Егорова и последующей его высылки руководство остатками «братства» легло на меня. Общее количество братчиц и братьев к тому времени, т.е. к 1929 г. составляло не более 50 человек … Деятельность «братства» в этот период заключалась в устройстве хоровых спевок и организации хора в Федоровском соборе. Кроме того, осуществлялась помощь высланному духовенству путем сбора денег, вещей и отправки посылок… О всей деятельности «братства» было известно Льву Егорову, который является настоятелем собора, и без его благословения в храме ничего не могло совершаться. Однако, установки мои и Гурия Егорова в методах воспитания верующих отличаются от установок Льва тем, что наш с Гурием метод монашеский, Лев же Егоров, не возражая принципиально против монашества, находит возможным его существование не уходя от современной светской жизни, то есть не меняя светского облика. С 1929 г. по настоящее время деятельность нашего «братства» в основном ни в чем не изменилась».

Братчица А.С. Борисова на допросе подтвердила существовавшую разницу в методах руководства архимандритов Льва и Варлаама. По ее словам о. Лев призывал членов братства к широкой общественной деятельности, «направленной на внедрение христианства», поэтому предлагал повышать уровень светского образования и «учил сочетать культурную жизнь с верностью христианству»: «Этим объясняется то, что члены братства – дети о. Льва, в большинстве или люди интеллигентные, или учащаяся молодежь». А о. Варлаам, по свидетельству Борисовой, учил внутреннему благочестию (т.е. не призывал к мирской и миссионерской работе) и благотворительной деятельности.

Н. Мещерский в своих воспоминаниях тоже отмечал, что из всех братских отцов у архим. Льва «направление было наиболее светское, он считал, что нужно заниматься светской культурой, привлекать светских людей».30 Впрочем, на допросе 29 февраля 1932 г. Никита Александрович уже говорил, что о. Лев использует новые формы организации в лице «подобранной из его духовных детей двадцатки» (приходского совета) собора и хора правого клироса, «сплошь состоящего из интеллигентов, учащейся молодежи и личных духовных детей архимандрита. Среди них имеется много тайно монашествующих, которые не теряют светского облика и не чужды советской действительности». О. Лев также признался следователю, что постриг в мантию около 15 женщин, но ни одной фамилии не назвал, заявив, что не помнит их.31 Таким образом, разница в подходах отцов Льва и Варлаама заключалась прежде всего в том, что первый из них считал необходимым в изменившихся к худшему внешних условиях готовить образованных молодых людей к принятию тайного монашеского пострига, с тем, чтобы они, живя в светской среде, и, работая в гражданских учреждениях, боролись за Церковь и несли слово Божие в массы. Второй же руководитель братства полагал, что по-прежнему необходимо создавать полулегальные общины сестер и братьев с уставом внутренней жизни, близким к монастырскому и постепенным отдалением членов общин от советской действительности и светской среды вообще.

Главный центр братства с апреля 1930 по февраль 1932 гг. - собор Феодоровской иконы Божией Матери, ранее был при подворье Феодоровского мужского монастыря Нижегородской епархии. Поэтому в храме и в начале 1930-х гг. еще продолжало служить несколько монахов Феодоровского монастыря. Но все они признавали высокий духовный авторитет отца Льва, по свидетельству известного церковного историка А. Краснова-Левитина «одного из лучших представителей петербургского ученого монашества»: «Весь церковный Питер тогда знал братьев Егоровых… Из трех братьев я больше всего любил отца Льва, он остался у меня в памяти как образец церковного администратора. Он удивительно соединял исконную православную традицию с широкой культурой и тонким интеллектом. Это отражалось на всей жизни обители [т.е. подворья]. Строгая уставность богослужения и постоянные проповеди. Строгий порядок, никакой давки, никакой толкотни, и наряду с этим, никакой суровости, никаких строгостей. Монахи его уважали, но не боялись. Он любил молодежь и умел ее привлекать. В обители мирно уживались малограмотные старички – иеромонахи, оставшиеся от Ипатьевского монастыря и монахи-интеллектуалы, привлеченные отцом Львом».

В 1930-начале 1932 гг. архим. Лев уже окормлял большую часть братчиц (при приеме он вручал им белые платки). По свидетельству А.Я. Аристовой в это время у него было 30-50 духовных детей. А Н. Мещерский на допросе показал: «В настоящее время деятельность братства, кроме общежитий, протекает главным образом в Феодоровском храме, под руководством архим. Льва (Егорова). Причем сам Лев Егоров, сознавая, что «братство», сохранившее свою цельность и действующее в храме под видом хора, слишком скомпрометировано в глазах советских органов, всячески старался затушевать признаки братства вплоть до запрещения называть себя «братьями» и «братчицами»».

О. Лев действительно считал необходимым проявлять определенную осторожность и осмотрительность, понимая, что ОГПУ может в любой момент выйти на братство и разгромить его. Именно поэтому он, как уже отмечалось раньше, активно способствовал развитию института тайного монашества. Это отмечали позднее в своих показаниях многие арестованные священнослужители. Так, архим. Алипий (Ивлев) на допросе говорил: «Лев Егоров руководит духовными детьми, воспитывая из них активных, внутренне монашествующих, но не теряющих светского облика борцов за церковь. Это относится, главным образом, к ученикам Егорова Льва – мужчинам, которых он старается воспитать в монашеском духе для пополнения кадров духовенства». Сходные показания дал архиеп. Гавриил (Воеводин): «Одним из способов укрепления церкви руководители считали тайное монашество, которое, по их мнению, должно было воспитать стойких, интеллигентных и решительных борцов за веру. Сообразно этому круг лиц, группирующихся вокруг Льва Егорова, состоит преимущественно из интеллигенции и учащейся молодежи».

Важная заслуга архим. Льва состояла в том, что он неустанно стремился расширить ряды братства, привлекая в него образованных молодых людей. Об этой деятельности подробную информацию на следствии дал хорошо знакомый с ней Н. Мещерский: «Попадавшая в храм молодежь привлекалась к церковной деятельности следующим образом: заметив, что молодой человек или девушка часто ходит в храм, к нему присматривались более внимательно, а затем следовали беседы Льва Егорова или других лиц из актива, которые окончательной устанавливали содержание посещающего. Затем предлагалась та или иная церковная работа, как участие в хоре при наличии голоса, помощь в уборке храма, прислуживание при архиерейских богослужениях и т.п. В дальнейшем следовало «духовное отчество», т.е. духовное послушание и исповедь у постоянного духовника не менее 4-х раз в году... В последующем молодежь, обработанная и путем «духовного» воздействия со стороны духовника и посредством общения с членами братства, сама становилась достаточно активной и в свою очередь, вовлекала в церковный актив новых людей».

Активное стремление архим. Льва превратить приход Феодоровского собора в оплот Алесандро-Невского братства даже вызывало сопротивление у некоторых старых членов церковно-приходского совета (двадцатки). Свою роль в этом видимо сыграл и конфликт прежнего настоятеля храма прот. Иоанна Титова с о. Львом. Согласно свидетельству иеромон. Вениамина (Эссена), оставшийся служить в соборе с «понижением» о. Иоанн был недоволен этим. В результате часть старых членов приходского совета в декабре 1928 г. обратилась к заведующей церковным столом Володарского райисполкома Леопольдовой с просьбой снять архим. Льва с регистрации, жалуясь, что настоятель пытается давно входящих в состав двадцатки «мужиков» заменить на новых «интеллигентных людей». К счастью, конфликт был скоро разрешен, до вмешательства властей дело не дошло, и о. Лев смог продолжить свою миссионерскую деятельность.

Вступившие в братство молодые люди находились в постоянном тесном общении, поддерживая друг друга в различных ситуациях. «Новенькие» поручались «старшим» братчикам. Широко оказывалась материальная помощь учащейся молодежи. Руководство же богословским образованием молодых членов братства естественно осуществляли архимандриты Лев (Егоров), Варлаам (Сацердотский) и другие братские отцы. Отдельные молодежные кружки возглавляли иеромон. Серафим (Суторихин), иеродиак. Афанасий (Карасевич), иеромон. Вениамин (Эссен) и о. Лев. «Старая» братчица Вера Клочкова на допросе 13 марта 1932 г. показала: «Среди молящихся особенно выделялся кружок молодежи под руководством Льва Егорова. Члены этого кружка устраивали спевки, собирались по квартирам, организовали Льву Егорову подарки – как, например, митру, монашеский пояс».

Несмотря на фактически нелегальное существование, под руководством архим. Льва братство продолжало строжайше запрещенную советскими законами общественно-благотворительную деятельность (помощь бедным, заключенным, монастырям епархии, обучение детей Закону Божию). Ряды братчиков и в конце 1920-х – начале 1930-х гг. заметно пополнялись образованными и активными молодыми людьми, некоторые из которых (иеромонах Серафим Суторихин, иеродиаконы Афанасий Карасевич, Нектарий Панин и др.) приняли монашеский постриг. И почти всех из них постригал в Феодоровском соборе о. Лев. Следует отметить, что в это время архимандрит окормлял также несколько не входивших в братство женских монашеских общин, в частности 6 насельниц подворья Успенского Моквинского женского монастыря в пос. Вырица, которых он удержал от присоединения к иосифлянам.

Полная трагизма и жертвенного служения Всевышнему история братства завершилась в начале 1932 г. Его судьба была предопределена развернутой кампанией массовых арестов священнослужителей и, прежде всего, монашествующих. Общее количество арестованных в ночь с 17 на 18 февраля составляло около 500 человек, в том числе более 40 членов Александро-Невского братства. Все арестованные в ночь с 17 на 18 февраля были разбиты на несколько отдельных следственных дел, в среднем по 50 человек в каждом. И лишь в отношении Александро-Невского братства органы ОГПУ сделали исключение, сфабриковав огромное дело почти на 100 человек. Оно подразделялось на 2 части, каждая из которых имела свое обвинительное заключение. Первое было составлено на 41 человека, арестованного в Ленинграде, а второе – на 51 человека из «филиалов» братства на периферии.

Следствие проводилось в ускоренном порядке. «Контрреволюционная деятельность» членов братства представлялась следователям очевидной без необходимости добывать какие-либо серьезные доказательства. Поэтому допросы арестованных чаще всего проводились один-два раза и лишь в исключительных случаях трижды. Отец Лев допрашивался дважды – 29 февраля и 2 марта. На вопрос о политических убеждениях он ответил: «Стараюсь не мешать строительству социализма. Не сочувствую антирелигиозной политике советской власти». Архимандрит вообще отрицал существование братства, говоря, что оно распалось в 1922 г. Отрицал он и сбор средств в Феодоровском соборе для помощи ссыльным, а также все другие обвинения. Лишь после предъявления ему на втором допросе фотографии хора правого клироса собора он сообщил некоторые имена изображенных на ней, заявив, что остальных духовных детей назвать отказывается.

Все следствие длилось лишь около месяца, и 15 марта 1932 г. начальник Полномочного Представительства ОГПУ в Ленинградском военном округе И. Запорожец утвердил обвинительное заключение на первую группу арестованных в области монашествующих, а 19 марта - на основных активистов братства в количестве 41 человека. Суть обвинительного заключения сводилась к стремлению представить братство в виде мифической контрреволюционной организации, которая якобы со времени своего создания в 1918 г. непрерывно вела активную борьбу с советской властью. Открытого суда не было. 22 марта 1932 г. выездная комиссия Коллегии ОГПУ вынесла подсудимым приговор – от лишения права проживания в Ленинграде и Ленинградской области на 3 года до 10 лет лагерей. К максимальному сроку наказания был приговорен и отец Лев.

Его дальнейшая подлинная судьба оставалась неизвестной до недавнего времени. Органы госбезопасности сообщили родственниками ложную информацию о смерти о. Льва 25 января 1942 г. в лагере пос. Осинники Кемеровской области от несчастного случая на шахте. Эти сведения попали во все опубликованные в 1990-е гг. биографические справки. Однако на самом деле все было иначе. 18 апреля 1932 г. архим. Лев поступил в отделение Черная речка Сибирского лагеря (Сиблага), расположенное в Кемеровской области. С конца месяца он трудился в шахте пос. Осинники под г. Новокузнецком. Работа была чрезвычайно тяжелой, и по мнению лагерного начальства о. Лев не проявлял требуемого усердия. Поэтому ему, как правило, отказывали в проведении регулярно практикуемых тогда «зачетов» – снижение срока за «ударный труд» без взысканий. Такие отказы последовали 25 января 1933 г. «за недисциплинированность», 18 мая 1933 г. – «за халатное отношение к работе» и 3 сентября 1933 г. без указания причины. Лишь 12 января 1934 г. срок был впервые снижен на 30 дней. Но уже через несколько дней, словно спохватившись, лагерные власти обвинили архимандрита в контрреволюционной агитации среди заключенных. Каких-нибудь доказательств подобной агитации в деле о. Льва нет, но 28 января 1934 г. специальная комиссия ОГПУ постановила перевести его в штрафной изолятор сроком на 2 года, считая срок с момента водворения, которое произошло 20 марта 1934 г. В это же время Тройка Полномочного Представительства ОГПУ по Западно-Сибирскому краю приговорила обвиняемого к увеличению срока заключения в исправительно-трудовом лагере на 2 года.

Тяжелейшие условия пребывания в штрафном изоляторе не сломили архимандрита. Как и прежде он получал отказы в снижении срока по «зачетам» с сентября 1934 по январь 1936 гг. – 6 раз. Наконец, в конце марта 1936 г. о. Льва перевели из изолятора в Ахпунское отделение Сиблага (на станцию Ахпун Таштагольского района Кемеровской обл.). Здесь он по-прежнему трудился в шахте, иногда по 14 часов в сутки возил вагонетки с породой, имея согласно медицинской справке того времени «миокардит и грыжу белой линии живота». 3 января 1937 г. условия лагерного заключения вновь ухудшились – архимандрита поместили в 6-ю колонну Ахпунского отделения, где содержались почти исключительно осужденные за «политические преступления», и в бараках даже было снято радио. Здесь отец Лев сблизился с приговоренным к пяти годам лагерей немецким мастером – чулочником Матиасом Грабовским, когда-то в 1917 г. дезертировавшим из немецкой армии и с тех пор жившим в России. Они часто обсуждали вместе статьи поступавших в лагерь газет.

С лета 1937 г. в советских лагерях, как и по всей стране, была развернута массовая кампания арестов. Не пережил страшное время «большого террора» и о. Лев. Началась лихорадочная фабрикация следственных дел, и лагерное начальство посчитало, что заключенные Егоров и Грабовский вполне могут сойти за членов «контрреволюционной фашистской группы». 2 сентября 1937 г. уполномоченный отдела охраны лагеря М. Дрибинский подписал постановление о привлечении намеченных жертв к уголовной ответственности и помещении их в арестное помещение.

В тот же день состоялся допрос, который проводил сам Дрибинский. Несмотря на то, что применение пыток в то время было повсеместной практикой на допросах, и о. Лев им наверняка подвергался, он категорически отверг обвинение в контрреволюционной агитации среди заключенных и виновным себя не признал. При этом архимандрит не скрывал своих взглядов, мужественно заявив следователю: «Я по своим убеждениям являюсь глубоко религиозным человеком, посвятившим всю свою жизнь служению богу, и целью моей жизни является ведение религиозной пропаганды в массах, поэтому я вел, веду и всегда буду вести религиозную пропаганду среди окружающих меня людей». На предложение же Дрибинского назвать фамилии лиц, ведущих контрреволюционную подрывную работу в лагере, о. Лев ответил, что не может этого сделать: «…мне не известно кто этим занимается, но даже если бы я что-нибудь знал о лицах, ведущих к/р-подрывную работу в лагере, то все равно об этом ничего не сказал бы, так как по моим убеждениям мне чуждо всякое доносительство». После вероятных избиений последовало повторное требование следователя сообщить факты «контрреволюционной деятельности» Грабовского и других лиц, на что архимандрит также мужественно сказал: «Я вторично заявляю, что категорически отказываюсь давать какие либо показания о известных мне к/р взглядах з/к Грабовского, а что касается вопросов его практической к/р деятельности в лагере, то я об этом ничего не знаю, а также мне не известно, кто из з/к проводит в лагере к/р подрывную работу, но если бы я даже и знал фамилии этих лиц, то повторяю, что все равно не назвал бы их следствию».

Желая спасти от ареста своего брата – архимандрита Гурия, проживавшего в то время в Ташкенте, о. Лев ответил на допросе, что у него нет близких родственников. Следует отметить, что как монах он мог считать себя не имеющим родных. Однако следователь из доноса знал, что заключенный вел нелегальную переписку с братом, и стал добиваться признания этого факта. Но архимандрит твердо заявил, что за время нахождения в Ахпунском отделении не вел никакой переписки – ни легальной, ни нелегальной.

6 сентября состоялся второй и последний допрос. На требование признать себя виновным в систематическом проведении совместно с Грабовским активной контрреволюционной фашистской агитации пораженческого характера архимандрит ответил лишь следующее: «Я совместно с з/к Грабовским к/р агитации среди лагерников не вели, а только вели между собой к/р разговоры, причем никто из лагерников никогда не присутствовал при ведении нами данных разговоров» (вероятно отрицать очевидный факт существования этих разговоров не имело смысла). Больше ничего следователю добиться не удалось.

Полностью отрицал свою вину и М. Грабовский. Он обвинялся также в том, что в июне 1937 г. пытался совершить диверсионный акт, пустив груженую породой вагонетку под гору, на что Матиас заявил, что упустил вагонетку нечаянно, так как не смог ее удержать. Не удалось следователю выбить из Грабовского и признания надуманного факта членства в нацистской партии Германии.

Не сумев сломить обвиняемых, Дрибинский использовал в качестве «доказательств вины» сфабрикованные свидетельства надзирателей и других заключенных. 7 сентября 1937 г. на о. Льва поступила резко негативная характеристика от начальника 6-й колонны: «Поведение в быту плохое. Отношение к труду скверное… Был тесно связан с заключенным Грабовским, с каковым вместе, читал газеты и, извращая, написанное превращали в к-р агитацию, чем самым разлагательски действовали на массы».

Несколько соседей по бараку под угрозами заявили, что заключенный Егоров якобы вел систематическую антисоветскую агитацию, а осужденный на 10 лет брянский крестьянин М.К. Пономарев показал: «О своем прошлом он мне ничего не рассказывал. Он ведет себя очень скрытно и никогда ни с кем не беседует на политические темы, хотя систематически читает газеты. Лично мне он доверял, и когда около нас с ним не было никого из посторонних, высказывал свои контрреволюционные настроения, говоря, что был и всегда будет непримиримым врагом Сов. власти. В беседах со мной он неоднократно заявлял: «Надо твердо верить в силу бога, тогда все будет хорошо, а нашим мучениям скоро придет конец». Егоров систематически говорил: «Зачем совершилась эта проклятая революция, как хорошо нам жилось раньше при царе-батюшке, ну ничего, скоро снова все изменится и вернется доброе старое время». Касаясь вопроса введения новой конституции, он говорил: «Конституция – это очередной обман большевиков в целях дурмана масс»».

Следствие было коротким. Уже 7 ноября Дрибинский составил обвинительное заключение, в котором говорилось, что архим. Лев «систематически, совместно с з/к Грабовским проводил среди заключенных активную к/р агитацию пораженческого характера». 13 сентября обвинительное заключение утвердил начальник отдела охраны лагеря лейтенант госбезопасности Писклин, и в тот же день Тройка Управления НКВД Западно-Сибирского края приговорила отца Льва к высшей мере наказания. Священномученик был расстрелян 20 сентября 1937 г. Сведения о месте казни и захоронения в архивно-следственном деле отсутствуют.45 Так погиб один из самых замечательных пастырей Петербургской епархии, воспитавший несколько десятков глубоко верующих молодых людей, сохранивших преданность Церкви в пору самых жестоких гонений. Память о подвижнической деятельности архимандрита Льва долгое время жила в городе святого апостола Петра и после гибели пастыря. В настоящее время при Александро – Невской Лавре воссоздается братство и существуют предложения назвать его именем отца Льва.

Примечания:

  • Митр. Иоанн (Вендланд). Митрополит Гурий (Егоров). Воспоминания. Ярославль, 1980-81. Рукопись. С. 10.
  • Там же. С. 12.
  • Российский государственный исторический архив (РГИА), ф. 815, оп. 11-1918, д. 70, л. 16, оп. 14, д. 98, л. 10-11, д. 163, л. 34-36.
  • Архив Управления Федеральной службы безопасности Российской Федерации по Санкт-Петербургу и Ленинградской обрасти (АУФСБ СПб ЛО), д. П-88399, т. 2, л. 50.
  • Митр. Иоанн (Вендланд). Указ. соч. С. 11-12.
  • АУФСБ СПб ЛО, д. П-88399, т. 1, л. 40.
  • Там же, т. 2, л. 85.
  • РГИА, ф. 815, оп. 14, д. 114, л. 4.
  • АУФСБ СПб ЛО, д. П-88399, т. 2, л. 96, 150, 452об.
  • Там же, л. 517-529; Антонов В.В. Приходские православные братства в Петрограде (1920-е годы) // Минувшее. Вып. 15. М.-СПб., 1993. С. 427.
  • Антонов В.В. Указ. соч. С. 431.
  • АУФСБ СПб ЛО, д. П-68567, т. 3, л. 434-435.
  • «Дело» митрополита Вениамина (Петроград. 1922 г.). М., 1991; Красная газета. 1922. 31 мая, 1, 9 июня.
  • АУФСБ СПб ЛО, д. П-88399, т. 1, л. 29.
  • Там же, т. 2, л. 154.
  • Там же, т. 150, 525-527.
  • Там же, л. 452.
  • Фирсов С.Л. Власть и верующие: из церковной истории начала 1920-х годов // Нестор. 2000. № 1. С. 221-222.
  • Антонов В.В. Указ. соч. С. 440-441; АУФСБ СПб ЛО, д. П-88399, т. 2, л. 681.
  • Там же, т. 1, л. 706-707, т. 2, л. 703; Фирсов С.Л. Указ. соч. С. 217, 222.
  • Мещерский Н.А. На старости я сызнова живу: прошедшее проходит предо мною… Л., 1982. Рукопись. С. 85-86.
  • АУФСБ СПб ЛО, д. П-24095, л. 188.
  • Там же, л. 40, 82, 124, 161, 176.
  • Там же, л. 89, 117-118.
  • Там же, л. 214, 226.
  • Центр документации новейшей истории Воронежской обл., ф. 9323, оп. 2, д. П.-24705, т. 7, л. 83-84.
  • АУФСБ СПб ЛО, д. П-68567, т. 2, л. 11.
  • Там же, л. 24-25.
  • Там же, т. 4, л. 340-341.
  • Мещерский Н.А. Указ. соч. С. 23.
  • АУФСБ СПб ЛО, д. П-68567, т. 2, л. 8, т.4, л. 281-282.
  • Краснов-Левитин А. Лихие годы. 1925-1941. Париж, 1977. С. 206.
  • АУФСБ СПб ЛО, д. П-68567, т. 2, л. 212, 441.
  • Там же, л. 446-447.
  • Там же, л. 450-451.
  • Центральный государственный архив Санкт-Петербурга, ф. 7383, оп. 1, д. 25, л. 41-41об.
  • АУФСБ СПб ЛО, д. П-68567, т. 2, л. 113.
  • Там же, л. 7-11.
  • Там же, л.440-455.
  • Архив Управления Федеральной службы безопасности Российской Федерации по Кемеровской области, д. П-12221, л. 3, 5.
  • Там же, л. 8об-9об.
  • Там же, л. 10.
  • Там же, л. 4.
  • Там же, л. 19.
  • Там же, л. 27-31.

Автор исследования - Михаил Витальевич Шкаровский
Род. 1961, доктор ист. наук, СПб.
Ведущий научный сотрудник Государственного архива Санкт-Петербурга. Автор монографий: Русская Православная Церковь и Советское государство в 1943 -1964 годах. От «перемирия» к новой войне. СПб., 1995. Иосифлянство: течение в Русской Православной Церкви. СПб., 1999. Русская Православная Церковь при Сталине и Хрущеве. (Государственно-церковные отношения в 1939-1964 годах). М., 1999.

^ АЛЕКСАНДРО-НЕВСКАЯ ЛАВРА
Меня спешно эвакуировали в Тихвин, в военный госпиталь; чтобы спасти от рук белогвардейцев, нас, раненых, эвакуировали. Я попал в передвиж­ной госпиталь. Год находился в помещении трапезной и на­стоятельских покоев в Тихвинском монастыре. Я спокойно ле­жал там и долечивался, На мое счастье и радость, я, в тапочках и халате, каждый день ходил к обедне и ко всенощной, на утреню и полунощницу. Там я жил, пока меня оттуда не выпи­сали.

Я остался в Тихвине жить и работать - лектором в военных госпиталях. Там три госпиталя было. Я читал общеобразова­тельные лекции, чтобы утешать раненых.

Там же произошло мое знакомство с будущим Святейшим Патриархом Алексием (Симанским). Там я стал его иподиако­ном, в Тихвине. Вот я и совмещал: и лектор, и иподьякон у епископа Тихвинского. Он приезжал два раза в год сюда, и давал мне от Патриарха Тихона Московского поручения (со­вершенно секретные, то есть, я разъезжал по заключенным архиереям и поддерживал связь этих архиереев с Патриархом и с Новгородским митрополитом, и с Ленинградским митро­политом),

Я был хорошо одет. Держал себя очень прилично. Мне до­веряли большие тайны. Потом я проник в тюрьму, где сидел Новгородский архиерей Арсений. С ним познакомился. Это был воспитатель и благодетель Патриарха Алексия. Он на го­лову был выше меня, с такой шевелюрой, огромной бородой, рука в два раза больше моей." Батюшка впервые увидел Александро-Невскую лавру, когда ему было 15 лет. Было воскресе­нье, шла литургия. Пел архиерейский хор - 80 мальчиков. Его изумлению не было предела. Батюшка не мог забыть эту кра­соту: "Вы представляете себе?! Это тоненькие колокольчики - отроков молитва! Они жили в специальном корпусе за лаврой.

И вот его сердечное влечение, желание Господь исполняет. Владыка Алексий направляет его в Питер: "Надо устраиваться по-настоящему". Владыка Алексий очень любил Батюшку. Батюшка с упоением рассказывал свои впечатления о лавре и Питере.

"И вот, тогда я удостоился чести участвовать в Крестном ходе в воскресенье, будучи иподьяконом у будущего Святей­шего Патриарха Алексия: из Казанского собора в Александро-Невскую лавру. Значит, весь Невский я прошел пешочком иподьяконом, то есть со свечами. Я шел с трикирием, я был старший. А он был в красном облачении, в красной митре. Очаровательный красавец, черные локоны. И мы собирали все Крестные ходы к себе в лавру, шли по Невскому. Шли три часа. Со всех улиц шли крестные ходы с иконами, обычай такой - в лавру. А в лавре нас встречал митрополит с братией. Мы вливались туда, в собор.

Я видел - это был первый триумф в моей жизни - я видел всю эту красоту Александро-Невской лавры.

Опять я увидел монастырь. Надо собираться. Это был 1921 год, май месяц. Нашел тележку такую, на четырех колесиках, положил мой чемодан, свернул матрац с подушкой и поехал по Невскому проспекту из квартиры в лавру. В черных лако­вых ботинках, в черном костюме".

А почему пешком? Транспорта не было?

Как же комбриги ходили? "Лошадиные комбриги"... А я торжественно шел пешком...

Иеромонах Гурий (он умер митрополитом) провел меня через всю лавру.

А как же вы с ним познакомились?

А тогда же, в воскресенье, когда шли Крестным ходом. Он (Гурий) подошел ко мне, познакомились. Свою тележку, чемодан - прямо к нему в Крестовую, в покои. Я там жил полгода у них. Был послушником в Крестовой церкви на территории лавры, от митрополии. А потом мне надоело. Там было знаменитое Иоанна Богослова братство, а в нем до 80 девушек - будущих монахинь. Собирались, читали свои доклады. Лосский приезжал, знаменитый богослов. Большие богословы приезжали.

Девушки пели всенощную, обедню в лавре. Там они завели женскую такую лавру. Мне это надоело. Я пошел к будущему владыке Николаю (Ярушевичу) - наместнику лавры: "Надоело мне, отец наместник, возьмите меня к себе в лавру послушни­ком." Он был в восторге. Переполох был ужасный. Владыка Вениамин обиделся на меня, что я так поступил. Ну что ж! Он понял, что эта среда девушек, это братство, оно было мне не нужно. Будущий владыка Николай тут же дал келию отдель­ную. Мы жили под собором. Лампадки чистили, со свечой ходили на Малый вход. А хозяева у меня в келии были крысы. Голод был, хлеб видели один раз в месяц, кормились мороженной картошкой."

В лавре Батюшка был келейником иеросхимонаха Симео­на, затворника, который был последним духовником лавры. Это был великий старец. Как и преподобный Серафим Саров­ский, он стоял тысячу дней и ночей коленопреклоненно и молился о спасении народа и страны Российской в то страш­ное время. Он предсказал Алексею (Симанскому), что тот будет Патриархом.

"Когда мама узнала, что я уже в Крестовой церкви по­слушником, она пришла: "Значит, ты здесь останешься?!" Я говорю: "Да." Я вышел в подряснике уже. "Все-таки мне надо тебе передать костюм, часы отца, перстни." Я говорю: "Они мне не нужны." Я сложил их аккуратно в пакетик и отдал. И мы расстались. Целый год больше не виделись. "Знай, что ты оскорбил нас всех, оскорбил наш род, и мы тебя вычеркиваем из списка живых и мертвых." А меня это нисколько не задело, я говорю: "Пожалуйста, мне это безразлично. Я вас не пони­маю." Но я, конечно, их извинил. У меня ничего не было - ни печали, ни обиды, ничего. Разный мир. Я ушел от мира, мечтаю стать монахом и отдать свою жизнь именно на этом пути пол­ного отречения от мира. Я не надеялся даже быть иеромона­хом, потому что рука не работала, была она у меня на перевя­зи, писал я левой рукой.

Потом я поступил преподавателем рисования и черчения в среднюю школу. Есть было нечего. Лавра ни копейки мне не давала, трапезы не было, ничего не было. И вот я левой рукой рисовал, чертил, давал уроки в десятилетке. У меня вид был такой, что они и не подумали, что я будущий монах. "Где вы живете?" Дал какой-то приблизительный адрес, и они успоко­ились, пока постепенно не узнали, кто я такой. "Больше к нам не приходите." - Я сдал свою работу и все. - "Оказывается вы будущий поп?" - Я говорю: "Да." - "Получите паек и прощай­те!"

Потом вынужден был попасть воспитателем в общежитие малолетних преступников. Меня отвели в здание Академии, бывшей Духовной Академии, за лаврой. Я по утрам ходил туда. У меня было три класса этих зверенышей. Я там пробыл пять дней, больше я не мог терпеть, я весь этот ужас преступного мира увидел. Это было малыши неизвестных родителей, кото­рые были подобраны на улице - "уркачи".
^ ПОСТРИЖЕНИЕ В МОНАХИ
В 1921 году Батюшка поехал за благословением на постриг к отцу Михаилу, на Карповку. После литургии тот сам подошел к Батюшке: "Будущий монах пришел, монах пришел! А я тебя помню хорошо. Помнишь, я тебя спрашивал: "Да святится Имя Твое", а ты мне ничего не сказал, а теперь хочешь в монахи идти? Иди в монахи, мона­хом будешь." Заплакал. Два раза благословил: "Иди в монахи, монахом будешь!"

"Меня вызвали на пострижение в монашество. А накануне пострига я был на исповеди и подписал все присяги; не под­стригаться, не бриться, не резать волосы никогда, не снимать духовное платье, не ходить в кино, ни в ресторан - никуда. Три бумаги - письменные присяги. Поэтому монаху бриться, под­стригаться - было клятвопреступлением. Одеть какой-то штат­ский костюм? Ходить в общую баню? Это значило посмеять­ся над мантией!"

25 марта 1922 года был совершен постриг Батюшки в ман­тию с именем Симеон, в честь Симеона Богоприимца.

"Постриг в мантию я принял от владыки Николая (Ярушевича) 25 марта, с именем Симеон. При постриге в монашество владыка произнес приветственное слово на 45 минут, объяс­няя, что такое праведность. И в залог того, что я запомню это слово, вынес икону Иоанна Богослова. А Богослов-то - Лю­бовь! Без любви ведь не может быть ни благочестия, ни праведности. Любовь к Богу, любовь к людям - вот эта любовь дает и праведность и благочестие.

Праведность - это состояние сердца, усвоение Христова закона сердцем, то есть смирения, кротости, долготерпения, целомудрия, исповедничества - это праведность. Благочестие - исполнение положенных обрядов и положений, установлен­ных Церковью; посты, хождение в Церковь, все твое поведе­ние.

Вот почему праведный Симеон Богоприимец имел два свой­ства: он был праведен и благочестив. Сначала было благочес­тие, которое потом дало праведность." В этом же году Батюш­ка был рукоположен Патриархом Тихоном в иеродиаконы.
^ НАЧАЛО СТАРЧЕСТВА
Красота лавры и сила духа лавры покоряли сердце Батюшки все больше и больше. Здесь он по-настоящему взялся за старчество. Очень много выслуши­вал людей. Много вопросов раскрывал письменно. Стал осно­вательно заниматься Иисусовой молитвой.

В Александро-Невской лавре был один схимник, который день и ночь находился на кладбище и занимался Иисусовой молитвой. Батюшка наблюдал, как тот молился, и тайно учил­ся Иисусовой у него.

"Александро-Невская лавра! Монахи - красавцы; изуми­тельно отчеканенные дикции, чтецы непревзойденные! Собраны со всей России. Очень редкие голоса, абсолютные октавы! А Авраамий!.. Он священномученик - архидиакон Александ­ро-Невской лавры! Это была изумительная красота. Он сла­вился своим голосом, он был выше Шаляпина. А когда он читал Евангелие - это было что-то неземное: бархатный бас и дикция Авраамия! Его сделали епископом. Он погиб в Соловках...

А какое пение было в лавре! Нигде не было такого. Какие таланты собрались! Кто там только ни был! Сколько там было прозорливых старцев, святителей! Как будто вся сила мона­шеского духа, что была тогда на Руси, собралась в лавре. Очень многие в лавре закончили свою жизнь мученически." Тогда по всей стране был голод, в лавре тоже почти нечего было есть. Было холодно и голодно. И Батюшка и многие монахи часто болели. Батюшка рассказывал: "Однажды я сильно заболел, и меня стали бесы одолевать. Открывается входная дверь, и в келью целая толпа вваливает­ся: козы, козлята, кошки разных пород, псы, обезьяны, и очень много цыганок. Они хотели меня напугать, чтобы я умер, но они мне помогли выбраться из болезни - я рассердился страш­но. Кошки, петухи, обезьяны, и приближаются ко мне все ближе и ближе. Что такое? Или мне мерещится, или на самом деле так? Но когда на меня напал животный страх, я понял, что это были бесы. Только они могут внушить такой живот­ный страх. Я рассердился на бесов, на босу ногу вскочил на ледяной пол и выскочил из кельи. Меня увидели, узнали, что я больной, принесли мне поесть, сообщили моей матери, она привезла врача, после этого стал поправляться."

После убиения митрополита Вениамина (Казанского) лав­ру вскоре захватили обновленцы, и почти вся братия впала в обновленчество. Епископ Алексий (Симанский), епископ Ни­колай (Ярушевич) и епископ Григорий (Лебедев) стойко про­тивостояли этим новым еретикам. По их ходатайству в 1925 году, 19 января, в праздник Крещения Господня, на ранней литургии Батюшка был рукоположен архиепископом Вассианом в иеромонахи. Одновременно он был назначен казначеем Александро-Невской лавры. Батюшка очень любил служить. Литургию служил ежедневно. Он очень плакал, что духовно не растет. Но Господь его утешил. Епископ Григорий (Лебедев), настоятель лавры, брал с собой на службу только Батюшку, ему нравилась Батюшкина манера служить - на диезах и бемолях.

Из-за обновленчества стали возникать смуты. Многие не могли понять, где же сохранилась правда? Одному купцу-ста­рообрядцу было показано: на Благовещение, на Херувимской с жертвенника переносили крохотного Младенца, Который восседал на дискосе на престоле. Священники двигались ма­шинально и ничего не видели, а вот купец- старообрядец уви­дел. После этого он подошел к наместнику, рассказал все и подал прошение о пострижении в монахи. Его приняли в бра­тию. Потом он принял схиму и скончался схимником.

После революции многие из богатых людей бросали свое ремесло, принимали монашество и блаженно кончали жизнь. Так, например, иеросхимонах Серафим - бывший меховщик, схиигумен Гурий (Комиссаров) - миллионер. Они вместе жили в одной келии, вместе трудились. Сколько слез о себе! Гово­рили на одном языке и невольно отделялись от братии. У них ничего не было общего со всеми, но они и не подстраивались под других. "Была у них боязнь оскорбить Господа Вездесу­щего. Это было исповедническое состояние. И кто не имеет этого чувства исповедничества - тот еще не христианин", - говорил Батюшка.

"Обновленчество не было принято народом. Потому оно держалось только два года, и они сами вынуждены были ка­яться. Обновленцы своим составом были худшие люди из ду­ховенства, замаранные: или неверием, или своим маловерием, или грехами скверными, или явным присвоением чужой соб­ственности. Один из главарей обновленцев - знаменитый про­тоиерей Боярский. Он шумел своими большими богословски­ми знаниями, удивительный был проповедник. А потом впал в обновленчество за свое большое "я". А кончилось все очень плохо. Вместо того чтобы покаяться, он присвоил драгоцен­ную ризу с чудотворной иконы Божией Матери и заменил эти бриллианты и драгоценные камни стекляшками. И за это попал в тюрьму и в тюрьме погиб. Знаменитый Боярский...

Белков публично снял сан. Введенский не покаялся. Отка­зался каяться самому Святейшему Патриарху! А Красницкий - он умер в тюрьме за какое-то уголовное дело. Вот вся эта пятерка, основа обновленчества, она вся погибла.

А народ, он не принял обновленчества. Священники слу­жили в пустых храмах, продавали ковры, люстры, иконы, что­бы на что-нибудь жить, а потом храмы закрывали. Все церкви были за обновленцами, православные люди молились в "ката­комбах", А что обновленцы причащали не Телом и Кровью Господней - это мы знаем. Хлебом и вином причащали. Таин­ство не было совершено. Таинство - это священнодействие Духа Святаго. Непонятное, неизъяснимое для человеческого ума... тайнодействие... Благодати Святаго Духа, Третьего Лица Святой Троицы. Поэтому малейшее оскорбление его есть смертный грех. Вот почему впадающие в грехи смертные свя­щенники, диаконы, епископы, если они забудут покаяться (т.е. отказаться от греха и перестать ему служить), они Царствия Божия не наследуют. Даже есть указание такое, что только кровью можно искупить свою вину."

В Александро-Невской лавре Батюшка встретился со мно­гими духовными людьми. В лавре он прожил десять лет. Во время пребывания Батюшки в лавре много происходило с ним разных чудес и случаев. Сам Батюшка рассказывал так: "Од­нажды я удостоился видеть в чаше Мясо и Кровь. Служил епископ Стефан. Я был иеродиаконом. Я вынес чашу в Успен­ской митрополичьей церкви. Он прочел: "Верую, Господи, и исповедую...", - открыл покровец по прочтении молитвы и обомлел! Тогда он обращается ко мне: "Виждь, отче, что де­лать?" - Он повернулся через левое плечо, а я с чашей через правое, вошли в алтарь, поставили на престол и стали молить­ся, чтобы Господь сотворил милость. И молился он минут 15 с воздетыми руками. Но как владыка Стефан молился, когда я вернулся и поставил чашу, - это ужас!

Потом, после его молитвы, посмотрели - опять сотвори­лось в виде хлеба и вина, Тогда вышел и причастил людей. Этот случай знали митрополит Гурий, митрополит Лев и Варсонофий. Они были свидетелями этого изумительного собы­тия. Это было показано нам, чтобы мы утвердились, а мне еще и в утешение. Я тогда абсолютно веровал и исповедывал, что воистину - подлинное Тело и Кровь, но чтобы утвердиться, может быть, и людям рассказать, и записать это, чтобы людям от этого была польза и счастье. А потом, конечно, - во смире­ние нам, потому что как бы мы ни готовились литургисать, а все-таки мы должны сознавать свое абсолютное недостоинство."

"Однажды перед литургией я заснул и проснулся от стука в окно келии. Оказалось, Святитель Питирим Тамбовский постучал мне в окно, чтобы я готовился к службе:

Вставай, иеромонах, пора на проскомидию!

Известно, что Святитель явился одновременно и одной из будущих духовных чад моих. Он сказал ей:

Там иеромонах будет служить, ты должна встретиться с ним.

После службы мы встретились."

Живя в лавре, Батюшка не имел определенного наставни­ка. Бог Батюшку сохранял и воспитывал большими борения­ми и трудами, невидимо от людей. Суровое одиночество вос­питало мужество. В Александро-Невской лавре Батюшка готовил лекции на тему "Психология православного христианства" (по Феофану Затворнику). Огромные труды были. К сожалению, все лекции погибли в 1932 году.

Батюшка был казначеем лавры. И чекисты, и обновленцы знали, что у отца Симеона где-то спрятаны ключи от кладо­вых, где хранилась казна лавры. Однажды обновленцы пойма­ли его и отдали в руки ЧК. Те требовали, чтобы он все им отдал, но он отказался. Тогда его поместили в "трамвай". "Трам­вай" - это страшное изобретение, которое представляло собой следующее: в камеру помещали очень много людей, так, что­бы они стояли, тесно прижавшись друг к другу, не имея воз­можности даже пошевелиться. Камера была закрыта почти три недели. Испражнялись тут же. Трупы, уже дурно пахнув­шие, стояли с живыми еще людьми... Батюшка пережил это и остался жив. Ключи от кладовых он никому не отдал.

Александро-Невская лавра явилась для Батюшки фунда­ментом его духовничества и старчества.

© 2024 asm59.ru
Беременность и роды. Дом и семья. Досуг и отдых